Но изменившаяся к 1797 г. ситуация подталкивала короля к более решительным шагам. Прежде всего, к этому времени оставшееся во Франции присягнувшее духовенство в полной мере осознало, в какую ловушку оно попало: с одной стороны, церковь оказалась отделена от государства, с другой - гражданское устройство духовенства никто не отменял. С одной стороны, духовенство считалось выборным, с другой - правительство не организовывало его выборы. Всё это заставило пошедших на соглашение с республикой клириков задуматься о возможности примирения с Ватиканом{2529}
. Скорее всего, не случайно, что когда весной 1797 г. президент де Везэ получил от короля поручение узнать отношение находившихся в эмиграции епископов к присяге на верность Республике, несколько прелатов (в том числе епископы Клермона, Шалона-на-Саоне и Баланса) ответили, что никто не запрещал священникам приносить такую присягу{2530}.Переворот 18 фрюктидора ставил перед королем задачу поиска новой тактики и новых форм влияния на подданных, и религия была бы здесь очень кстати. В частности, в полном соответствии с популярными в годы Революции идеями разрабатывался проект организации специального религиозного общества для воспитания подрастающего поколения: клирики исходили из того, что «христианское воспитание молодежи - это способ избавиться от несчастий, которых на наших глазах становится все больше и больше»{2531}
. Помимо этого, предлагалось разделить королевство на пять округов (Я поручаю моим агентам обратиться к епископам, дабы они поставили в известность тех своих собратьев, с которыми поддерживают отношения, что я призываю их направить в свои диоцезы миссионеров в равной мере образованных, добродетельных, отважных и осторожных или же использовать для этой задачи священников, которые уже находятся на территории королевства и обладают требуемыми качествами для того, чтобы поддержать религиозный дух, который вновь начал проявляться после последней катастрофы (фрюктидорского переворота), и чтобы дать моим подданным наставления, утешение, одним словом, ту духовную помощь, в которой они столь нуждаются и в настоящем, и в будущем{2533}
.Реакция многих епископов была весьма прохладной: сделав вид, что они не поняли истинного намерения Людовика XVIII вернуться к теме соединения монархической и религиозной пропаганды, королю отвечали, что в стране и без того достаточно неприсягнувших священников.
Тем временем Людовик XVIII отобрал пять прелатов, которым, как ему казалось, он мог доверять. Ими стали архиепископы Реймса и Тулузы и епископы Леона, Клермона и Булони. Король писал:
Я желаю, чтобы священники поддерживали среди моих подданных монархический дух одновременно с духом религиозным, чтобы их пронизывала тесная связь, существующая между алтарём и троном, [осознание того], что оба нуждаются во взаимной поддержке. Пусть они чётко заявляют, что католическая Церковь с её дисциплиной, иерархией, чудесным уставом, которая на протяжении веков не была запятнана никакими ошибками, хорошо сочетается лишь с монархией и не может долго существовать без неё. Наконец, пусть они показывают, что как без религии нельзя рассчитывать на счастье в иной жизни, также без монархии нельзя рассчитывать на какое бы то ни было счастье в этой{2534}
.И вновь отказ. Архиепископ Реймса ответил королю: «Чрезвычайно важно, чтобы священники действовали абсолютно независимо от сиюминутных интересов: авторитет религии теряет свой вес, если она оказывается замешана в политику». Богословские аргументы приводил и епископ Булони:
Невозможно учить народ, что католическая Религия связана лишь с монархией и не может долго существовать без неё, поскольку истина состоит в том, что католическая Религия связана с любой формой законного правления. Стоит католической религии утвердиться, как она оказывается в той же мере связана и с республиканской формой правления, с которой она долгое время сосуществовала.
Сходные резоны высказал и епископ Леона. Епископ Клермона посчитал, что если власти раскроют план короля, это может поставить священников под удар. Ответ архиепископа Тулузы в архиве отсутствует{2535}
. Письмо, которое он написал примерно в это же время герцогу де Ла Фару, епископу Нанси, проясняет его позицию: