Самым печальным из тех удивительных изменений, которые произошли в общественном мнении, кажется мне отсутствие какого бы то ни было стремления к восстановлению трона и ещё меньшее, увидеть на нём Людовика XVIII. Всё свидетельствует о том, что заботятся лишь о спокойствии, которого уже столько времени жаждут, не думая о форме правления, которая его принесёт. Быть может, Монсеньёр, в планы божественного Провидения входит восстановление религии до трона и трона посредством религии? Этой мыслью я себя утешаю, видя прискорбное безразличие, царящее сегодня по отношению к монархии{2536}
.Таким образом, духовенство, по сути, отказало Людовику XVIII в поддержке его планов, предпочтя заниматься внутренними делами своих епархий. Больше до 1799 г. Людовик XVIII епископов о помощи не просил, хотя и продолжал по возможности с ними встречаться для обсуждения религиозных вопросов{2537}
.По письмам, хранящимся в архиве герцога де Ла Фара, видно, какие проблемы волновали оставшееся внутри страны, но верное короне духовенство. Следует отметить, что порой по обширной переписке герцога трудно предположить, что это епископ
Один из таких отчётов, датированный июнем 1797 г.{2538}
, видится мне в достаточной степени показательным, чтобы остановиться на нём подробнее. И прежде всего потому, что в нём поднимается проблема взаимоотношений присягнувших и неприсягнувших священников, особенно остро вставшая в начале Директории. Можно сказать, отмечает А. Олар, что «тогда существовали две параллельных организации: организация духовенства, отказавшегося от присяги, и организация духовенства, подчинившегося конституции. Не подчинившиеся и эмигрировавшие священники украдкой возвращались теперь один по одному во Францию. Они были богаче и преданнее церкви, чем члены конституционного духовенства. Они подчинялись приказаниям Папы, и многие из них приезжали прямо из Рима. Присягнувшее духовенство утратило [...] свое юридическое существование. Тем не менее оно продолжало пользоваться благосклонностью власти, тем более что над многими из неприсягнувших священников ещё тяготели репрессивные законы»{2539}.Однако действительность была гораздо сложнее: об этом красноречиво повествуют клирики вверенного епископу диоцеза. Упомянув, что неприсягнувших священников осталось весьма мало, они посвящают целый раздел своего послания «присягавшим свободе и равенству и подрядившимся в сентябре 1795 г.». «Они делятся на три группы, - сообщают клирики герцогу де Ла Фару. - Те, кто присягал в 1792 г.{2540}
Те, кто присягнул от Конституции 1793 г. до Конституции 1795 г.{2541} Те, кто присягнул со времени этой последней Конституции»{2542}.Присягнувшие из двух первых групп утверждают, что принесли не больше зла, чем те, кто из третьего. Из второго - что принесли меньше зла по сравнению с теми, кто из первого; а в качестве доказательства говорят, что, принеся присягу после уничтожения Религии, они в этом уничтожении не участвовали. Те же, кто принадлежит к третьей группе, осуждают две других и не желают, чтобы их смешивали ни с первыми, ни со вторыми. Чтобы оправдать свои клятвы, они подчеркивают, что считать ли культ восстановленным де факто, считать ли его восстановленным по закону (по Конституции), в любом случае их клятвы касаются только светских дел.
Любопытно, что менее опасными клирики считали вторых и третьих, поскольку тех было значительно меньше; видимо, основной водораздел всё же прошёл в первые годы, последовавшие за принятием гражданского устройства духовенства{2543}
.Король и его двор, несомненно, знали о поднятой в послании проблеме. В том же 1797 г. Людовик XVIII поручил графу де Ла Шапелю опросить ряд влиятельных прелатов и выяснить их отношение к наиболее важным вопросам, связанным с состоянием галликанской церкви. В своем донесении{2544}
де Ла Шапель сообщал, что получил для монарха совет прежде всего заручиться через своих людей в Риме поддержкой Папы. Среди проблем, обсуждавшихся с епископами, он называл выработку принципов назначения клириков на вакантные места, а также обеспокоенность епископата тем, что многие священники принесли клятву в ненависти к королевской власти. В общем и целом прелаты приходили к тому, что сложностей накопилось достаточно, чтобы их обсудить после реставрации монархии на специальном собрании представителей духовенства.