Король Дебрей

– Нельзя. А еще нельзя обзываться. Запрещенный прием – знаешь такое? А мы… ну, считай, используем право на месть. Разве тебе не хочется отплатить ему той же монетой.

Меня затрясло. В горле неприятно засвербело.

Я хотела что-то аргументировать, но ничего не приходило в голову. Было так неприятно осознавать правоту серой морали. В противном случае, мы только портим имущество, и это можно исправить, но ничего хорошего в поступке этом нет.

– Марин, пожалуйста, не надо.

Она всматривалась в мои глаза, но на ее лице не было, ни заинтересованности, ни отторжения. Ничего. Будто все идет своим чередом. Ожидаемый план в ее голове – выполнен.

– Ладно, не будем.

Я выдохнула.

На обратном пути я все же решилась спросить: – Ты бы правда сделала это?

Та покачала головой.

– Может быть. Меня ничего не останавливает.

«Интересно, что тогда останавливает меня?» – подумала я.

***

Весь следующий вечер я провела в этих размышлениях.

Посоветовавшись с бабушкой, я решила утром пойти к Боре и разъяснить всю ситуацию. Да, это абсурд. Я знала, что из этого ничего не получится, хоть кол человеку в грудь вбей. Тем не менее, будто по велению всевышней судьбы моему плану было не дано сбыться.

Умерла хозяйка домика на опушке…

***

Я, разгоняясь на велосипеде, спешила проводить ее в последний путь, наспех надев первое, что попалось под руку, лишь бы черного цвета.

Все длилось не так уж долго. Несколько человек, куча детворы, сколоченный деревянный гроб на деньги неравнодушных соседей и такой же надмогильный крест.

Сердце сжималось в груди, но слез не было. Все будто выплакано.

Дети тоже не плакали. Никто не выражал скорби.

Я медленно шла домой, волоча с собой велосипед. Дойдя до опушки, я внимательно рассмотрела дом. Теперь он окончательно опустел. Были слышны громкие кудахтанья квочек, но они снова предоставлены сами себе. Правда, прежнего самоуправства в них уже не было. Да, они носились, чувствуя тревогу, но в пределах дозволенной им территории. Ланселот же поникла совсем. Она, как и раньше, просто сидела в тени, но теперь преисполненная не злостью, а печалью.

«Надо будет покормить их» – подумала я.

Обернувшись, я увидела Артура.

– Я опоздал.

– Не страшно. Главное, что ты о ней помнишь.

– Тебе тоже дети сказали?

– Ага.

– Понятно…

Он стоял в растерянности. Наверное, для него эта ситуация в новинку.

– Что-то случилось?

– Ничего важного. Просто папа приезжал.

– Вот как?

Он кивнул: – Знаешь, я, наверное,… кхм… ты как?

Я пожала плечами. – Грустно.

– И мне.

– Пойдем на пруд посмотрим?

Он согласился.

С последнего похода почти ничего не изменилось, разве что наросло больше травы и вокруг лежало немного мусора. Артур собирал все это с невозмутимым лицом.

Я хотела сказать ему, что это бесполезно, но не стала. Настроение не то.

– А зачем он приезжал?

Артур с шумом выдохнул и покачал головой.

Понятно, что ничего не понятно.

– Он забирает тебя? – Это было первое, что пришло мне в голову.

Артур кивнул. – Узнал, чем я тут занимаюсь, видимо бабушка догадалась, что ты не к Марине ходишь. Говорит, что мне тут не место.

Я всхлипнула. Так и думала, что добром это не кончится.

– Эй, все в порядке?

– Да, просто… Что-то во мне надломилось.

***

В последнее время я стала делиться с бабушкой многими вещами. Она заметно помолодела в моих глазах за эти три месяца. Я даже рассказала о дяде Алике и его необоснованной обиде.

– Маленький мальчик. – Произнесла она вердикт, ни разу не усомнившись в своем мнении.

– А я – похожа на маленькую девочку?

Она задумалась: – Для меня – ты всегда маленькая девочка.

– Нет, бабуль, давай объективнее.

– Ну, внешне – похожа.

– А внутренне?

– А внутренне мы все дети.

– Какая жалость. Я так надеялась услышать что-то противоположное.

Она посмеялась. – Чего ты горюешь? Из-за дяди или из-за меня?

Я покачала головой. – Артур уезжает.

– Ох…

– Мне кажется, что когда он уедет, все встанет на круги своя. Жизнь будет такой же, как и раньше. Мать снова будет внушать мне о вреде противоположного пола. Дядя Алик приедет и не будет слушать меня. Ты… ты снова замкнешься, а о других я вообще молчу. Все плохо, ба. Ничего не меняется. Я тоже не меняюсь.

Бабушка поправила шаль.

– Ну, на мой счет, я бы не была так уверена. – С улыбкой ответила она. – Ну, а за маму твою я теперь в ответе. Так что не так уж и ничего не меняется. Что касается других – это вопрос времени. Главное, что у тебя есть ты. У многих этого не достает, поверь мне. Знаешь, что я думаю? Дядя твой вернется. Снова придет, как всякий ребенок. Может еще и прощенья попросит.

– О нет, не попросит. Он – птица гордая.

– Ежик тоже птица гордая, как говорили в моем детстве, пока не пнешь – не взлетит.

Я посмеялась.

Что-то резко перевернулось в моей голове, словно резко упало давление. Ладони вспотели, на лбу выступила испарина. Осознание предстоящей неизвестности отравляло мое существование. Я не хочу идти в школу, зная, что этот год будет таким, как и прошлый.

– Бабуль, а если мне будет плохо, я могу всегда так разговаривать с тобой?

Она отрицательно покачала головой.

– Плохо не будет. Все самое худшее уже позади.

***

Оставались последние две недели лета.