— Раньше здесь было красиво, — сообщил рыжий Ворон, подразумевая безжизненный мрак за пределами луча прожектора. — В океане водились уникальные формы жизни. Киты-танцоры, электрические кракены, парящие медузы. На Катраэте развился коллективный биоценоз, что-то вроде наделенных сознанием садов Вателина, только на уровне морской фауны.
Берилак развел руки, как будто собираясь обнять глубины катраэтского океана.
— Когда киты шли на нерест, сельдь приходила на их зов. Собиралась в огромные, в десятки миль, косяки, чтобы китовому молодняку было чем питаться. Каждая рыба в этих косяках светилась, представляете? — Простое лицо Берилака озарилось мечтательной улыбкой. — Как будто целые галактики перемещались вместе с теплым течением. Когда киты начинали охоту и хватали рыбу своими усами-жгутиками, свет пронизывал и их прозрачные тела… это было очень, очень красиво.
— Да вы поэт, — не удержалась от шпильки Гвин.
Улыбка Берилака угасла, как тогда наверху, когда он застрелил юнгу.
— Я солдат, — сказал он. — И убийца. Я был здесь, на орбите Катраэта, когда имперский флот убил эту красоту. Термоядерные бомбы, отравляющие вещества, боевые вирусы…
Он замолчал почти на минуту. С заметным усилием продолжил:
— Есть древняя, времен Праматери легенда про короля, который приказал высечь море. Император отправил нас сюда, чтобы мы наказали океан, спрятавший от нас мятежников. Мы взрывали наши бомбы, сбрасывали с орбиты канистры с мерзостью Иглессов. Секли волны импульсами лучевых орудий. Миллионы трупов рыб и морских животных всплывали на поверхность. Мы его убили. Убили океан.
В кабине вновь воцарилось молчание.