Король франков

   — Я догадывалась. И ты хорошо сделала, что открылась мне как исповеднику, не нарушив этим обета. Но вот что я тебе скажу. Не думай о нём и постарайся забыть. У вас обоих разные пути в этой жизни. Ты монахиня, а он воин. Ты посвятила себя служению Богу, а он — людям. Вашим путям не сойтись. К тому же... пойми меня правильно, девочка, и не подумай, что я хочу тебя обидеть. Там, в миру, у него, наверное, уже есть невеста. Боюсь, что не одна. Он сказал, ты понравилась ему, я слышала это. Но не думай, что это серьёзно. Скорее всего, он уже забыл и о тебе, и о своём обещании.

По лицу сестры Моники заструились слёзы.

   — Значит, — подняла она глаза на аббатису, — он не вернётся?..

   — Думаю, что нет. Бог не хочет соединять ваши сердца, ведь ты невеста Его сына, а потому должна смириться и безропотно нести свой крест, как нёс его Христос.

   — Значит, я больше его не увижу?

   — Может быть, это и случится, если он снова приедет. Но не строй воздушных замков. Повторяю, помни всегда, что ты невеста другого.

Сестра Моника судорожно вздохнула:

   — Но если всё же... если он приедет... тогда... матушка, пожалуйста, я прошу вас, позовите меня, чтобы я могла в последний раз поглядеть на него. А уж потом...

Больше она не смогла произнести ни слова. И аббатиса сказала ей на прощание:

   — Я исполню твою просьбу, сестра Моника.

И она не обманула. Как только сарацины стали ломиться в обитель, первая, о ком подумала мать Анна, была юная монахиня, которой она дала обещание.

Вот что она сказала ей тогда. И то были её последние слова:

   — Настало время сдержать слово. Тебе, девочка, я доверяю честь монастыря и защиту его святынь от варваров. Скачи немедленно к королю и скажи ему о нашем бедствии. Ворота крепки, какое-то время они ещё продержатся, а потом... Нас они не тронут, им нужно богатство монастыря — золотые оклады, драгоценные камни. Скачи же, золотко моё, торопись, пока свободна потайная калитка!.. Там, в Париже, ты и встретишь того, кого ждёшь.

Изабелла помчалась, будто за её спиной выросли крылья. И, сидя в седле в своём монашеском одеянии, думала о беде, грозящей их аббатству, и о том, что ей вверена его судьба. А перед глазами её уже возникал образ нормандца.

И вот теперь... Как всё же хитроумно переплетены нити человеческих судеб в этой жизни. Ещё утром она и в мыслях не держала, что встретится с тем, кого вопреки всему продолжала тайно любить. Но прошёл всего день, и вот он здесь, с ней рядом, весь в её власти, и она может сколько угодно любоваться им, не уставая и, никого не боясь, даже поцеловать... Но она не осмелилась. Лишь смотрела, как тяжело вздымается его могучая грудь, и тут же хмурилась, глядя на пропитанные кровью повязки на шее, руках и ногах...

Чьи-то шаги вдруг послышались в ночи, негромкие, но торопливые. Остановились у двери. Изабелла подумала, что это Вален. Принёс, наверное, свежие корпии.

Но вошёл... король. Она поднялась. Движением руки Гуго усадил её на место, подошёл, склонился над спящим, долго всматривался в его восковое лицо.

   — Он в беспамятстве?

   — Да, государь, я так волнуюсь... Он очень плох.

   — Мне рассказали. Славный Можер, сколько он сделал...

   — Он совсем не щадил себя. Его раны кровоточили, а он...

   — Знаю, девочка. Когда выкарабкается, я его расцелую. Его отцу напишу потом, пусть сначала поправится. Ведь примчатся оба, я знаю, а ему нужен покой.

   — И питьё, государь. Что-нибудь сладкое, это восстанавливает кровь. И ещё свекольный сок, и бульон...

   — Именно так мне и сказал врач. Но откуда ты знаешь?

   — Нас учили в монастыре.

   — Хорошо. Всё это я принёс с собой.

Король поставил на стол два кувшина, положил корпии.

   — Меняй ему почаще. Вален чем-то пропитал их.

   — Спасибо, ваше величество. Я всё сделаю, можете быть спокойны.

   — Ты так и не ложилась?

   — Моё место здесь.

   — Тебе тоже надо набраться сил.

   — Я никуда отсюда не уйду. Кто подаст графу питьё и будет менять ему корпии?

   — Хочешь, я позову кого-нибудь из сестёр?

   — Нет! Я сама.

   — Ты удивительная сестра. Что заставляет тебя так поступать?

Изабелла чуть было не сказала, но передумала:

   — Мой долг, как невесты Христовой.

Король принёс стул от кровати Рено, сел рядом.

   — Кто ты, скажи. Как оказалась в монастыре?

Изабелла вздохнула, на лицо её легла тень печали.

   — Это совсем не весёлая история, государь. Я жертва злой воли недобрых людей, хотя у меня есть отец.

   — Кто же он? Как его имя?

   — Граф де Бовэ.

Гуго даже отшатнулся:

   — Ты дочь графа де Бовэ?!

   — Незаконнорождённая. Я знаю отца, но не знаю матери. Меня растила мачеха. Мне не было и года, когда родная мать отнесла меня отцу и сказала, что я ей не нужна, меня нечем кормить. И ушла. Навсегда. Больше её никто не видел. Сами теперь посудите, государь, была ли я желанным ребёнком в семье?

   — Кем же была у тебя мать?

   — Не знаю. Отец называл её шлюхой...

   — Дальше!