Беневский неприметно, очень кротко улыбнулся, – улыбка была совсем не его, – проговорил тихо:
– Напрасно, Альоша.
И вот ведь что заметил Устюжанинов – именно с этого дня Беневский здорово пошел на поправку. Погода за окнами стояла зимняя, влажная, с неба часто сыпал серый неприятный снег, на мостовых тонким слоем лежала грязь, знаменитый Лондон походил в такие дни на какой-нибудь заштатный городишко, где мэрию невозможно было отличить от булочной, а общественную баню от полицейского участка. Устюжанинов заскучал…
Заметно окрепнувший и уже почти справившийся с болезнью Беневский начал много работать, много больше, чем две недели назад – книга стала заметно подвигаться, – Алеша же начал откровенно изнывать в безделии.
– Знаешь что, Альоша, – сказал ему Беневский, – поезжай-ка ты ко мне на родину, в вербовское имение, и жди меня там. Как только я разделаюсь с книгой, так сразу же приеду туда. А уж в Вербове мы решим, как нам жить дальше и что делать в ближайшие годы.
На том и порешили.
Путь в Вербово был непростой, извилистый, прямых дорог не существовало, поэтому Устюжанинов спланировал это сложное путешествие так: в Портсмуте сядет на корабль, который доставит его в голландский порт Роттердам. «Оттуда по реке Маас он спустится к Рейну и далее поплывет вверх по течению до Страсбурга, затем через Вюртемберг сушей проследует до Ульма, а оттуда, уже опять водой, – на этот раз по Дунаю, – спустится до Братиславы. А там всякий человек знает, как добраться до Вербово».
Вот такой план после подробного рассказа Беневского Алеша занес себе на бумагу.
Беневский бумагу эту прочитал очень внимательно, прочитал дважды – ошибок допускать было нельзя, – и одобрительно кивнул: все правильно. В честь отъезда своего ученика он устроил торжественный ужин, в котором приняли участие и издатель Магеллан, и его чопорная сестра с вечно недовольным лицом…
Ужин, как было принято говорить в таких случаях, удался.
Недаром говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. В центре Европы, а именно в Вюртемберге произошел катастрофический сбой, хотя вроде бы ничто, ни одна примета не предвещали худого развития событий.
Германия той поры состояла из нескольких раздробленных княжеств, графств, аббатств, сиятельных владений, герцогств, бюргерств, ландскнехтств и так далее. Все эти разрозненные земли часто ссорились друг с другом, затевали трескучие драки, воровали кур, лошадей, людей, измывались над крестьянами, отнимали скот и даже солому.
Едва ли не самыми главными заведениями на этих землях были тюрьмы, к ним относились примерно с таким же уважением, как и к королевским дворцам.
Едва Устюжанинов переступил границу владений герцога Карла Евгения Вюртембергского, как ему сообщили, что с ним хочет познакомиться начальник герцогской таможни. Устюжанинову это показалось странным, но делать было нечего – он понял, что встречи этой избежать никак не удастся.
Начальником таможни оказался человек ростом чуть выше веника, с оттопыренными губами, будто большую часть своей жизни он играл на дудочке, и изогнутым крючком ястребиным носом.
Увидев Устюжанинова, начальник таможни гордо вздернул голову и произнес неожиданно льстивым, будто у лакея голосом:
– Вы находитесь под покровительством моего господина сиятельного герцога Карла Евгения, который очень доброжелательно относится ко всем иностранцам, прибывающим на нашу землю. Вы, дорогой сударь, впервые в нашем герцогстве?
– Впервые, – недоуменно отозвался Устюжанинов – он не понимал, что нужно от него этому назойливому господину?
– В герцогстве есть разные люди, в том числе и не отличающиеся безупречной репутацией, поэтому мне очень не хотелось бы, чтобы кто-нибудь обидел вас.
– Думаю, сударь, что сделать это будет непросто, – самонадеянно проговорил Устюжанинов.
– Чтобы этого не произошло, я дам вам рекомендательное письмо хозяину лучшей гостиницы в Марбахе…
Судя по тону, которым начальник таможни произнес название городка, более защищенного места, чем гостиница, которая может называться и «Ржавый гвоздь», и «Драный лапоть», и «Пьяная ворона», и еще как-то (названий может быть сотни), нет не только в Вюртембергском герцогстве, но и во всей Европе.
– Не стоит, сударь, не утруждайте себя, – отказался Устюжанинов.
– Не лишайте меня возможности сделать что-нибудь приятное для вас, – голос начальника таможни стал еще более льстивым, – я хочу, чтобы вы оставили о нашей земле доброе впечатление.
Устюжанинов понял, что начальник таможни не отстанет от него и в конце концов махнул рукой: так и быть, пусть этот облезлый веник даст ему клочок бумаги, именуемый письмом.
– Я черкну вам рекомендательное письмецо в отель «Золотой лев». Это лучший отель во владениях моего господина, сиятельного герцога Карла Евгения.
Во время разговора подопечные начальника таможни проверяли багаж Устюжанинова. Устюжанинов был спокоен: трясите, трясите, все равно ничего не вытрясите.