Король Людвиг II Баварский. Драма длиною в жизнь. 1845—1886

Когда мы писали друг другу много прошлым летом и когда я дал тебе доказательства своей дружбы и доверия, твоя мать надавила на меня принять решение, она верила, что я обманул тебя, ведь она не верила в существование дружбы без „настоящей“ любви. Ты помнишь ответ, который я дал тебе и твоей матери через Гакеля [Карла Теодора].

Когда я узнал, к своей глубокой печали, как это сделало тебя несчастной и что ты должна была уйти и мы больше никогда не сможем увидеться, я был глубоко тронут этим доказательством истинной любви, которую ты мне дала; моя привязанность к тебе росла все глубже так, что я увлекся и просил твоей руки. Если я позволял делать теперь все приготовления к свадьбе, говорил тебе об этом и писал, откладывал ее, и все же не хотел отказываться от нее не для того, чтобы обмануть тебя или, как ты можешь подумать, вернуться назад.

О, нет, я, конечно, не хочу тебя обманывать. …Я твердо верил, что все приведет к удовлетворительному концу. У меня было время проверить себя, посоветоваться с собой и увидеть, что моя верная, искренняя братская любовь к тебе все еще глубоко укоренена в моей душе, но не любовь, которая требуется к объединению в браке. Я должен был тебе это сказать, дорогая Эльза; я прошу тебя о продолжении дружбы; если ты вернешь мне свое слово и мы расстанемся, то я прошу тебя, сделаем это без обиды и горечи…

Если ты никого не найдешь за год, с кем станешь счастливее, чем со мной, и если это также случится со мной, что я не считаю совершенно невозможным, тогда мы можем объединиться навсегда, при условии, что у тебя есть к этому желание; но сейчас лучше расстаться и не связывать себя обещанием на будущее».

Герцогская семья была возмущена. Императрица Елизавета не поняла поступка короля, и ей понадобилось немало времени, чтобы простить Людвига. Упреки сыпались на короля со всех сторон. Лишь только дедушка Людвиг I поздравил внука с окончанием помолвки.

После разрыва помолвки Людвиг записал в своем дневнике: «С Софией закончено, мрачная картина развеялась, я жажду свободы после пробуждения от мучительного кошмара».

19 октября Людвиг сообщал в письме к Вагнеру: «Теперь все снова хорошо! Я оправился после опасной для жизни болезни и чувствую себя радостно, как и прежде, я говорю своему другу: траурный флис, который висел надо мной в последнее время, разорван и… боль прошла. …Я еще добавлю, что стал бы несчастным с Софией, что она не та, которая предназначена мне свыше, она не „жена, что Богом мне дана“ (цитата из Лоэнгрина), что она понимает мою суть только поверхностно, у нее нет той глубины, которую я желаю видеть у своей будущей супруги, но в тот момент ее обаяние, ее грация ослепили меня; все же я благодарен Богу, я скоро одумался…»

Что же могло так повлиять на постепенное отдаление Людвига от Софии и в конце на разрыв помолвки? Одной из причин была неготовность самого Людвига связывать себя брачными узами, он не желал расставаться со своей свободой. Спустя много лет Людвиг признался, показывая своему другу Антону Хиршбергу апартаменты, которые предназначались для Софии, «что он никогда бы не смог вступить в новую и супружескую жизнь; это было несовместимо с его образом жизни».

Вторая причина – это крушение его идеала, реальная София не соответствовала тому образу, который жил в его воображении, она оказалась не той женщиной, с которой он хотел бы связать свою жизнь, и он понял, что любит ее только как сестру. Мысль о браке с Софией была настолько ненавистна королю, что в своем эмоциональном порыве он высказал в письме к Козиме фон Бюлов 30 ноября 1867 года: «Я радостен и счастлив, чем когда-либо раньше, вчера, 29 ноября, я праздновал в своем сердце праздник воскресения, потому что не произошло страшного, бракосочетания с нелюбимым существом; я бы никогда не допустил этого, если бы не было возможности расторгнуть нашу помолвку по взаимному согласию, я был бы полон решимости покончить с собой, приняв синильную кислоту, как я счастлив теперь, что это не было необходимо». Вряд ли Людвиг действительно думал о самоубийстве, но одна лишь мысль о будущей семейной жизни с Софией подымала в нем бурю сиюминутных отрицательных эмоций.

Еще во время помолвки с Людвигом у Софии завязался роман с Эдгаром Ханфштенглем (1842–1910), сыном придворного фотографа Франца Ханфштенгля (1804–1877) и Франциски Ханфштенгль-Вегмайер. Эдгар в то время был 25-летним привлекательным, жизнерадостным молодым человеком, получил торговое образование в Лондоне и Штеттине, затем работал в Азии в чайной компании «Кларк». В 1867 году Эдгар вернулся в Мюнхен и помогал отцу по работе в фотоателье, которое обслуживало членов королевского двора и состоятельных горожан. Через полгода Эдгар стал его владельцем и развил в художественное издательство.