Король отверженных

Пипин запыхался, когда пробежал по пирсу, обогнул главный причал и направился к караулке, где его ждал Эйгенграу. Как только кронпринц увидел, что генерал пьет что-то крепкое, он потребовал собственную порцию. У стражников не нашлось другого стакана для члена королевской фамилии, и ему пришлось довольствоваться их помятой фляжкой. Пипин ухмыльнулся генералу, высасывая алкоголь, как голодный теленок. Когда он остановился, чтобы перевести дух, фляжка почти опустела, а его подбородок блестел от влаги.

– «Вы нам не понадобитесь», – говорил он. «У меня все под контролем», – говорил он. – И без того широкое лицо кронпринца расплылось в улыбке. – Хорошо, что я тебя не слушаю, Эйгенграу.

– Очевидно, ваше высочество, я отныне и навек буду благодарен вам за своевременное вмешательство, – с шутовской интонацией ответил генерал. Несмотря на рану, он сделал короткий поклон. Врач все еще не приехал, но бренди тем временем неплохо справлялся с ролью медсестры. – Жаль только, что я не смог спасти корабль.

– Да. С удовольствием буду тыкать тебя в это носом еще долгие годы. Ты же знаешь, что на борту была старушка Золотые Часы, – сказал Пипин, встряхивая фляжку и прислушиваясь к плеску последнего глотка.

– В самом деле? – Эйгенграу изогнул бровь.

– Мой дозорный видел, как она приехала с той женщиной, Уинтерс, пару часов назад. На самом деле это к лучшему. Нельзя объявлять войну хозяину и дружить с его собакой. – Принц допил остатки бренди. – Все равно она мне никогда не нравилась. Слишком высокого мнения о себе. Знаешь, однажды она чуть не сломала мне руку за то, что я погладил ее нагрудник. Как будто она могла что-то почувствовать. Но я слышал, что она не была золотой до кончиков пальцев ног, если понимаешь, о чем речь. – Принц подмигнул генералу, который, казалось, ничуть не удивился. – Мне бы очень хотелось поглядеть на…

Из-за горизонта порта поднялся «Авангард», и веселье кронпринца испарилось. Корабль, казалось, плыл на подушке из красного света. Воздух под корпусом пенился и вспыхивал, как закат на бурном море. Он гудел так, что люди порта почувствовали его всем нутром.

Не нуждаясь ни в оболочке, ни в помощи ветра, военный корабль Сфинкса, напоминающий топор, скользил по воздуху. Это была птица без крыльев, копье без веса. Корабль занял позицию над вторым пирсом между портовыми орудиями и черным тортом «Арарата» – и, прежде чем кто-либо успел поднять артиллеристов по тревоге, произвел первый залп.

Шестьдесят четыре пушки рявкнули как одна, вспышки стволов осветили ночь. Зубчатые крепостные валы «Арарата» разлетелись в щепки, сломанные зубцы корабельной защиты разорвали людей, укрывшихся за ними. Главный люк, прочный, как городские ворота, треснул пополам. Сила ударов раскачивала «Арарат» на причальных канатах. Хотя ни один выстрел не попал в оболочку, такелаж одного из трех огромных воздушных шаров начал терять якоря, когда пролет пушечного ядра сорвал железные скобы. Могучий военный корабль дал крен. Его корпус отошел от края пирса, затем вернулся, с треском ударившись о толстые балки дока, как ядро для разрушения зданий.

Затем «Авангард» дал второй залп. Каюты внутри «Арарата» были распахнуты настежь и открыты ветру. Корабль накренился, как кувшин, и излил содержимое: койки, бочонки, сапоги, винтовки, карты и людей. Расположенная в его недрах печь оторвалась от креплений, рассыпав угли, которые угодили на бочки с черным порохом в кубрике. Взрыв прогремел как грохот обвала; некогда грозные бимсы и стрингеры «Арарата» превратились в шлак. Наверху титанические оболочки обернулись пламенеющей троицей. Огненный шар лизнул стабилизаторы «Авангарда», которые сверкали от света, как лезвие в кузнице. Невезучие баржи, пришвартованные в порту, не избежали дождя пылающих обломков. Их оболочки вспыхивали, как пироксилин, а корпуса падали, словно камни.

Когда дым рассеялся, почти треть порта исчезла. И хотя в последующие дни об этом сообщали по-другому, «Арарат» ни разу не выстрелил.

В то время как орудия правого борта «Авангарда» превращали «Арарат» в облако, орудия левого борта атаковали «оловянных солдатиков». У турелей не было ни единого шанса, хотя одна или две успели выстрелить в ответ. Их двадцатифунтовые ядра звякнули о стальной корпус военного корабля, не повредив его. Орудиям «Авангарда» повезло больше. От их выстрелов бронированные турели падали на спины. Караульные будки рушились так же легко, как шалаши из салфеток. Пальмы рассыпались на щепки и листья, оставляя после себя голые вазоны с землей. Широкие царственные ступени, ведущие к уделу, испещряли воронки и падающие обломки. То, что не горело, было погребено в золе.

Эйгенграу бросился бежать, едва увидел «Авангард». Кронпринц был слишком медлителен, чтобы распознать дьявольскую природу корабля. Но он не побывал на борту проклятой штуковины, не видел ее проклятых чудес. Эйгенграу же видел. И потому, когда «Авангард» снова всплыл, как погруженная в воду пробка, он не стал стоять, разинув рот, и ждать объяснений. Он убежал.