Король плоти и костей

– Только потому, что я запретил им гнить в земле. Я не контролирую их. Естественно, что мертвецов тянет ко мне, ведь я их хозяин.

– А правда, что трупы когда-то сжигали?

– Вот единственное проклятие, которое я наложил на эти земли. – Он кивнул, и его губы превратились в тонкую полоску: гримаса настолько человеческая, что выглядела она совершенно неуместной на лице бога. – Есть много смертей, которыми я не могу умереть, моя маленькая, но полыхать в огне в течение двух недель было самой худшей попыткой убить меня. С того дня запах пепла преследует меня, будто моя кожа, даже обновившись, все же сохранила его.

Волоски на моих руках встали дыбом: я вспомнила о ведьме, которую священники сожгли прошлой зимой. Ее пронзительные вопли навеки впечатались в мою память. Несколько дней Хемдэйл смердел паленым волосом и горькой гарью. Представить Еноша, кричащего вот так… Две недели…

Желчь подкатила к горлу.

– Прости. – Я этого не хотела. Извинение само собой сорвалось с моих губ. – Почему лорд Тарнем пленил тебя? Ты хотел заполучить кости его жены или что-нибудь в этом роде?

Спиной я ощутила, как он глубоко вздохнул.

– Он разыскал меня почти два века назад. Попросил поднять для него армию мертвых, чтобы он смог разгромить орду варваров, вторгшихся в его земли. Боги не должны вмешиваться в дела людей, но… то, что он предложил мне взамен…

Я все-таки обернулась и посмотрела на него:

– А что он предложил?

– Свою дочь Ньялу. – Еще один кусочек головоломки, которую я пыталась сложить, встал на место, и дело было не только в имени, но в той боли, которая прозвучала в его охрипшем вдруг голосе. – Она должна была стать моей спутницей – навеки.

Что-то больно кольнуло меня где-то под ребрами – и еще раз, когда я увидела внезапно посеревшее лицо бога.

– Ты любил ее?

Лицо его ожесточилось, брови грозно изогнулись.

– Твой вопрос говорит о том, что ты считаешь меня способным любить, маленькая.

Нет, сперва я так не думала, но чем больше смотрела на него, тем сильней становились мои сомненья. В его глазах горела не только самоуверенность, нет, под безупречной маской хладнокровной жестокости тлели искры страдания.

И сейчас маска пошла трещинами.

Тонкие трещины, точно вены, рассекли привычную надменность, божественное превосходство. Осмелюсь ли я выяснять, что там, под маской? Если он любил ее, тогда зачем же убил? Возможно, Ярин сказал это, чтобы заморочить мне голову?

Когда в висках заломило от сотен предположений и догадок, я вновь перевела взгляд на дорогу.

– Орли как-то сказала мне, что ты любишь и вожделеешь, как любой смертный.

– Любовь – болезненное проклятье, – ответил он. – Теперь я лишь вожделею, гася похоть в узких дырочках моего маленького сокровища.

Я поморщилась.

Что же это, благословение… или проклятье?

Не хочу я быть объектом его вожделения.

И вот уж совсем не мечтаю о его любви.

– А она любила тебя?

Пальцы его руки, лежащей на моем бедре, сжались в кулак.

– Попробуй угадать. Жажду услышать твое мнение по этому вопросу. Могла ли женщина любить такого жестокого ублюдка?

От его взгляда пробирала дрожь, его щеки были идеально гладкими, без намека на щетину, сочные губы мягко изгибались, точеное лицо обрамляли угольно-черные пряди. Енош, несомненно, обладал великолепной внешностью. И внешность эта была идеальным капканом для ловли глупых сердец молоденьких наивных девочек.

То, как он целовал меня, как расчесывал пальцами мои волосы, как читал мне книги, слишком сложные для меня самой… Да, он бывал мягок – когда не отвлекался на то, чтобы переломать мне ноги. Если Ньяла видела нечто большее, если была не игрушкой, а настоящей спутницей, могла ли она полюбить его?

Я задумчиво кивнула:

– Думаю, что могла бы.

Его стиснутые челюсти дрогнули, но хитрая самодовольная ухмылка тут же скрыла волнение:

– Считаешь меня достойным любви?

– Нет, – ответила я, и ухмылка сползла с его губ, как черная патока. – Вот лет двести назад, до того, как ты отвернулся от своего долга, – возможно.

Солнце скрылось за облаками, и пугающие тени легли на его лицо, но он ничего не сказал в ответ.

И только когда Енош придержал коня на опушке густой чащи, я спросила:

– Почему мы останавливаемся?

– В этом лесу мало костей. Нам придется объехать его. Нужно идти по следу из мертвых, чтобы я мог призвать их, если смертные окажутся настолько глупы, чтобы попытаться напасть на нас.

– Напасть на тебя, – поправила я. – Ты обрек их близких на беспокойную вечность, не я.

– Если Король плоти и костей появился в этом краю после двухсотлетнего отсутствия, скажи, Ада, чего может стоить женщина, которую он держит на руках? И если люди отберут эту женщину – на что согласится Король, чтобы ее вернуть? – Я размышляла над его вопросом, кусая губы, но насквозь прокусила кожу лишь после того, как он добавил: – С того момента, как мы покинули Бледный двор, на тебя охотятся, Ада.

Волна страха накрыла меня, желудок скрутило судорогой, к горлу подкатила тошнота.

– Потому ты и взял меня с собой? Чтобы надеть еще одни кандалы в тот момент, когда я пойму, что даже побег не принесет мне свободы?