Король плоти и костей

– Моей лошади ничего не требуется, а мне нужна лучшая комната. Ты принесешь нам жареного парного мяса, свежего хлеба и ягод, если найдешь. Еще я жду лохань с чистой теплой водой и мочало.

Трактирщица долгую секунду разглядывала меня, потом, вздрогнув, сбросила оцепенение:

– Да, ваша милость. Гретхен! – Она щелкнула пальцами, призывая кого-то, кто скрывался за узкой аркой у нее за спиной. – Живее, девчонка! У нас гость – не кто иной как Король плоти и костей! Беги, готовь большую комнату. Возьми самую сухую растопку…

– Никакого огня. – Енош порылся в кармане штанов, и горсть золотых монет упала на мясистую ладонь женщины. – Хватит этого за ночь?

– Ваша милость слишком щедр. – Она протянула монеты обратно. – Всю жизнь я слушаю рассказы о вас от вонючих старых святош… Не надо мне вашего золота.

– Моя женщина устала. Давай-ка начистоту, я не потерплю, чтобы кто-то ошивался у моих дверей, выпрашивая подаяние. Возьми деньги. Никто из твоей родни все равно не получит от меня покоя.

Женщина насмешливо хмыкнула, и ее внушительное брюхо колыхнулось.

– У меня нет детей. Вся родня покинула меня, когда я была еще молода. Все, что у меня есть, это три мертвых мужа, разбивших мне сердце и выпотрошивших мой кошелек. Прошу тебя, не дай им сгнить.

– Полагаю, мы поладим. – Енош, следуя за бледной Гретхен, двинулся к лестнице. Крепко прижимая меня к груди, он шепнул мне: – Я подниму трупы снаружи, для охраны. Никто не покинет этого города… и ты – в первую очередь.

Глава 13 Ада

Я сидела в маленькой лохани, которую принесла Гретхен, цепенея всякий раз, когда Енош проводил намоченной мочалкой по моей спине. Несмотря на то что над водой клубился парок, от его прикосновений у меня леденела кожа. Каким нужно быть чудовищем, чтобы натравить на мать труп ребенка? Как подпрыгивал бантик в косе, когда маленькие зубки Анны терзали шею женщины…

Я прижала руку ко рту, глуша всхлип, и в животе вновь заворочалась тошнота.

– Она же совсем малышка, Енош… ей, наверное, и четырех не исполнилось, когда она умерла.

Тихое рычание завибрировало в его груди:

– Мы не будем об этом говорить.

– Ты можешь представить отчаяние матери, предлагающей свое теплое тело богу, который обрек ее единственного ребенка на вечный холод? Она готова позволить надругаться над собой самыми безбожными способами…

– А мне казалось, я делаю это божественно, – фыркнул он, с плеском швырнув в лохань мочало. – Срывая с твоих умелых губок одни сладчайшие стоны да вздохи.

Всего лишь трюк.

– Здесь ты не пробудишь во мне ни похоти, ни желания.

Потому что их нет.

Нет, не было и не будет.

– Нынче ночью моя женщина особо сварлива. – Он подхватил меня под мышки, приподнял, развернул навстречу своему ледяному взгляду. Вода заплескалась вокруг моих перекрученных лодыжек. – Сказать, сколько раз ты кончала, когда мышцы твоей вагины крепко сжимали мой член по твоему собственному желанию? Знание этого облегчит или усугубит бунт твоего разума?

Сердце мое заколотилось быстрее.

Это неправда.

– Ты сколько хочешь можешь быть богом на своем Бледном дворе… но здесь тебе не выдать отвращение за похоть, а боль за удовольствие.

Он вытащил меня из лохани и зашептал мне в ухо – точно железо заскрежетало о камень:

– Ох, маленькая, это вполне меня устраивает, потому что и ты не сумеешь тут притвориться.

Душистая солома захрустела под моими лопатками, когда он уложил меня на кровать. В воздухе витал аромат лаванды: с балок под потолком свисали пучки сушеных трав. Стоя у кровати, Енош принялся раздеваться, глядя на меня, как хищник на добычу.

Когда он полез на кровать, обнаженный, в полной готовности, я задрыгала бесполезными ногами, пытаясь отодвинуться:

– Держись от меня подальше.

– Ш-ш-ш-ш… помнишь? – Его рука поймала мою ступню – и Енош подтянул ее к своим губам, поцеловав мою щиколотку. – Никогда не отказывай мне в своем тепле, или я лишу тебя своих прикосновений.

Я невольно охнула, когда его язык пробежал по моей голени вверх, к колену.

– Не хочу я твоих прикосновений.

– Нет? А что, ты не покрываешься мурашками, когда я делаю вот так? – Тыльной стороной ладони он гладил внутреннюю сторону моего бедра, медленно продвигаясь между раздвинутых ног. – Твои кости дрожат, требуя моего внимания, маленькая. Твоя плоть кричит, изголодавшись по моим касаниям. Они говорят со мной, со своим хозяином, и я отвечаю им без запинки, на языке, отточенном за этот месяц. Слушай! – Кончики его пальцев, едва касаясь, огладили завитки волос между моих ног, и сердце мое тревожно застучало. – М-м-м-м, вот, дыхание твое участилось, кровь быстрей заструилась по венам, подталкивая меня, приказывая коснуться… здесь. – Большим пальцем он надавил на мой клитор, и тот запульсировал, посылая волну жара в лоно. – Да, вот так нравится моей женщине, маленькая бусина сжимается, пока… Ну-ну! Не крутись!

Он перебрался через мою скрюченную ногу, продолжая мучить клитор, прилег рядом со мной, подперев рукой голову, и прошептал:

– Моя бедная женщина пришла ко мне, изголодавшись по ласкам, ведь ее муж гнушался ее, не так ли?