– Наверно, – не стала спорить она, но в её спокойном голосе появилась нотка равнодушия, и поэтому он понял, что она изложит то, что и так ему не очень-то радостно, самым неприятным для него образом. – Всё было просто. Он же был не только мой… ну, мой в том числе, но больше при дяде Алехо крутился, а тот его распустил, он дерзким стал.
Ксандер думал молчать, тем более что когда его сеньора повторяла за своим дядей Франко, комментировать это было бесполезно и даже вредно – в неё в такие минуты словно дух его вселялся, и она неизменно делала какую-нибудь гадость, – но тут не сдержался, больше от удивления, чем возмущения.
– Дерзким?
– Со мной, – пояснила она. – С Диего и Санчо он был не разлей вода.
Это Ксандер знал. Возвращаясь домой, Мориц был полон баек о совместных приключениях с сыновьями дона Алехандро: Диего был его старше на четыре года, Санчо – на два, но привечать фламандского мальчишку им это никак не мешало. Мориц как раз был дома, когда пришла весть о том, что враги – то ли Иберии, то ли Альба лично, Ксандер не очень понял по малолетству – напали на дом дона Алехандро и, не найдя его там, убили его жену и сыновей. Мориц даже не плакал тогда – его трясло, и в Иберию он вернулся не один – с ним поехали и отец, и дядя Герт, тоже очень хорошо дона Алехандро знавшие и, видимо, любившие. Теперь, тоже его узнав, Ксандер их понимал – и, если его сыновья были на него похожи, жалел и о них.
«Жизнь всё-таки несправедлива, – подумал он. – Были же хорошие парни, а их убили – а вот эта осталась, чтобы в тот же год убить Морица…»
– Дед его забрал к нам тогда, – продолжала Исабель, – и я думала, что для меня. А он бродил только как неприкаянный, какое ж в этом удовольствие.
– Удовольствие, – эхом повторил Ксандер.
– Ну да. И вот я как-то читала одну легенду, неважно, и там было про «отвагу, что заслужит дар – взять сердце из рук». А, нет, солнце, конечно. Красиво же? Я и скажи это вслух. А он там рядом слонялся, и сказал, что если речь об иберийцах, то тут точно отвага нужна, что-то из их рук брать.
Ксандер опустил голову, чтобы скрыть ухмылку. Да, за такую грубость девочке их мать Морица бы точно отчитала, но потом, рассказывая отцу, смеялась бы: мнения об иберийцах они с Морицем были одинакового.