Король русалочьего моря

Ещё два месяца назад, едва они узнали, что в конце учебного года устраивается грандиозный бал – выпускной для тех, кто уходил, и просто победный – для тех, кто остался учиться дальше, курс охватила лихорадка. Исключениями были, похоже, Ксандер – которого Адриано хоть и уговорил об этом подумать, но который явно относился к одежде с равнодушием человека, за которого всё решают другие, – и Мишель, готовившаяся к балу ещё до поступления в Трамонтану. Парни говорили об этом как бы невзначай, но мало кто не заказал себе хотя бы новые перчатки или запонки; девушки же молчали, как заговорщики на допросе, обмениваясь мнениями и планами только с самыми доверенными подругами.

Белла, как выяснилось, оказалась в некотором тупике, в чём призналась почти сразу же с характерной для неё обезоруживающей застенчивостью. До сих пор подобных задач перед ней не стояло: её дед считал, что для немногих приёмов гостей подойдет всё, что сдержанно и прилично, не вникая в детали, и она полагалась в вопросе нарядов на свою кормилицу Мерседес. Но для бала в Трамонтане – как обнаружила она ещё на Йоль – умений Мерседес было явно недостаточно.

Одиль – стараниями отца – имела в своем распоряжении одну из лучших швей Венеции, чем и поделилась – сначала с Беллой, а потом, к их общему удивлению, с Леонор.

Бывшая вилланка зашла к ним как-то вечером, посидела, отвечая невпопад, и наконец – так же не в тему – вдруг сказала:

– Девочки, я не знаю, что делать. Вот, посоветоваться пришла.

Что пришла она к Белле, было неудивительно. Ещё с первого урока у Баласи, Леонор, видимо, решила, что Белла хоть и аристократка, но человек в целом годный, а почтение, которым окружали Беллу парни и Алехандра, укрепило её в этом мнении. Мнения же свои Леонор на памяти Одили не меняла, да и разубеждать её в данном случае никто не стал. Белле это даже льстило – бывшая вилланка была девицей смелой и решительной, авторитетов не признавала и отбрить могла любого. К тому же она не бегала к ней поболтать почем зря, как та же Алехандра, а всегда только по делу. Вторым её советчиком был Адриано: она влюбилась во всевозможных редких животных и тоже попала в ученики к Скотту – общение с ними требовало особого понимания и даже умения немножко ими стать, а тут без каледонца было никуда.

Говорила Леонор на латыни: ещё в начале года попросила всех, даже иберийцев, говорить с ней только на общем языке магического мира. Поначалу это давалось трудно и ей, и её собеседникам, сочувственно слушавшим, как она безжалостно коверкает грамматику и произношение главного языка Европы, и пополнявшим её словарь. Но попытки перейти на её родной язык она пресекала, а единственный раз, когда Хуан решил пошутить, намеренно введя её в заблуждение, для него это кончилось единственной же ссорой с Педро и подбитым глазом.

Страдания и усилия окупились: сейчас она уже изъяснялась – и писала, насколько могла судить Одиль, недавно попавшая с ней в пару на артефактологии – вполне неплохо, и разве что изредка могла переспросить или уточнить какое-то слово, да и то на уроке, где и те, кого с детства учили, порой слышали для себя новые термины. В обычном разговоре она уже не запиналась.

– Я не знаю, что делать с платьем на бал, – пояснила она, когда Белла, на которую она и смотрела во время этого признания, озадаченно нахмурилась. – Дело не в деньгах, у меня… есть. Не уверена, что много, но достаточно.

Лоб Беллы на этих словах ничуть не разгладился. Иберийка о деньгах знала только то, что кто-то их платит за труд, но сколько – для неё было загадкой. Одиль её понимала: если бы не Адриано, с упоением торговавшийся в каждой лавке в Венеции, неважно, за что – бриллианты или пару яблок, она бы тоже понятия зелёного не имела, что сколько стоит. Леонор попался целый курс людей с расплывчатым схожим пониманием, поэтому после первоначальных расспросов она, видимо, махнула рукой, благо в Трамонтане платить тоже ни за что не приходилось.

Одиль решила понадеяться, что кортесы Иберии были щедры к своей подопечной. На Йоль Леонор была в чём-то простом, но затянула на талии дивную вышитую цветастую шаль, и выглядела вполне нарядно. Другое дело, что шаль могла быть делом рук её матери, и для бала в любом случае такими мерами было не обойтись.

– Я тоже в первый раз заказываю, – вдруг сказала Белла. – Мне обычно кормилица шила.

Леонор бросила на неё благодарный взгляд.

– Мне – мама, – отозвалась она, подтверждая догадку Одили. – Но тут-то надо что-то… модное. Да? А я даже не знаю, где это смотрят.

– У меня есть мастерица, – подала голос Одиль. – Хочешь с нами?