Король русалочьего моря

Иберийцы это вполне одобряли. Мигель, с которым она неизменно благосклонно беседовала, периодически делала уроки, гуляла и иногда даже смеялась его шуткам, вообще одобрил бы что угодно. У него ухаживания были, с точки зрения Одили, очень уж… иберийские – с забрасыванием утащенной из оранжереи Баласи розы в окно и даже серенадой пару раз в месяц, но они принимались в том же стиле. Одиль подозревала, что по этому стилю даже поцелуй руки в перчатке был бы развратом, а вот кивок и улыбка благородной доньи – в самый раз, ничью честь не роняет.

Дружков Мигеля же порадовать было и того проще. Хуан был счастлив возможности вставить шпильку в разговор безнаказанно, а Педро был доволен тем, что всё встало на свои места: первая из ибериек гуляет с первым из иберийцев, как и написано в скрижалях истины и достойного поведения.

Но со временем Белла оттаяла, как и можно было ожидать. Только раз, когда Алехандра после ужина подсела к Ксандеру, штудировавшему очередной свиток от ван Гельмонта, Белла мрачно и зорко сощурилась, оценила степень укромности избранного фламандцем и разделенного Алехандрой уголка и тут же его отозвала по важному делу – принести ей из комнаты веер.

– Как обычно – это хорошо, – сказал Адриано, хотя с легким сомнением. – Ты в каком порядке на экзамены думаешь?

– Сначала на символистику.

Ксандер, ерошивший свои волосы в расчете их высушить, на этом прервал свое занятие:

– Подожди тогда меня, я тоже!

Адриано фыркнул и помотал головой – но поскольку это он сделал осторожно, явно не желая расплескать то ли последствия применения ночного химсостава, то ли полученных с его помощью знаний, стряхнуть сколько-то значимое количество влаги ему не удалось.

– С ума сошли, – вынес он свой вердикт.

– Почему? – удивился Ксандер. – Наоборот, даже хорошо, на свежую голову…

– Свежую, а не мокрую, – не удержалась и вставила Одиль.

Адриано одарил их обоих взглядом, полным отвращения.

– Ну, давайте, давайте. Вы у Баласи в любимчиках…

– А ты?

– А я ещё разок окунусь и на алхимию. Пока не забыл. Всю же ночь учил, что-то да задержалось же?

Одиль дипломатично не стала отвечать – не то чтобы брат ждал ответа: она и отвернуться не успела, как он нырнул. Ксандер отстал от неё едва на полшага.

– Одно хорошо, – задумчиво сказал он, – символистика в другом крыле.

Расстались они в коридоре – Ксандер чутко повёл ухом в сторону их с Беллой комнаты и прошмыгнул к себе, одарив Одиль напоследок шепнутым «через пятнадцать минут». Она пожала плечами, но упрекнуть его бы не могла. При мысли о предстоящих экзаменах, для подавляющего большинства из них – первых в жизни, сдавали нервы даже у невозмутимого Франца, а экспрессивный Франсуа прошлым вечером даже волосы на себе рвал самым натуральным образом и бился головой об учебник артефактологии, так что можно было вполне понять, если Ксандер не хотел рисковать.

Но как ни странно, Белла была суровой и собранной – буквально: успела и освежиться, и одеться, и теперь заплетала волосы в косу, и только по подрагиванию пальцев и резкости можно было понять, что она волнуется, и ещё как. Одета она тоже была очень здравомысляще, в удобные штаны и неприметного цвета рубашку. Одиль, окинув её взглядом, подумала, что надо бы подобрать что-то схожее – а то алхимия с артефактологией ещё куда ни шло, а вот как, скажем, Марта, проскользнувшая мимо них с Ксандером в коридоре, собиралась сдавать боевые искусства в одной из своих неизменных широких юбок было загадкой.

– Надо на завтрак, – сообщила ей подруга, едва венецианка шагнула за порог, и немилосердно затянула косу потуже. – Там ещё холодно? Можно, я возьму твою шаль? Ту, с белой бахромой? Или ты её возьмешь? Ты же пойдешь тоже, да?

Одиль уверила её, что, конечно, пойдёт, правда, на экзамен, только вот волосы выжмет, и что да, шаль можно, и что она, Белла, выглядит прекрасно, особенно для раннего утра. По-хорошему, волосы надо было не только выжать, но и обрезать – раз высохнув, они сразу стали топорщиться, – но ножницы, как назло, на глаза наотрез не желали попадаться.

– Экзамен! – воскликнула Белла так, будто впервые о них слышала. – Ты права. Конечно, сначала экзамен. Или завтрак? Ты как думаешь?

Одиль задумалась, пользуясь тем, что именно в этот момент её голова была полностью укрыта полотенцем. Завтрак был, как ни странно, соображением немаловажным, на него можно было вполне себе успеть сейчас, на заре, а иначе придется голодать до обеда, который ещё неизвестно когда будет…

– Экзамен, – твёрдо сказала венецианка, продолжая энергично вытирать волосы. – Делу время и всё такое. Ты на что хочешь первым?

– Алхимию, – сказала Белла тем тоном, каким её благородные предки, должно быть, говорили о намерении взять Иерусалим под знаменем креста.

– Неплохая мысль. Только учти, Адриано тоже так подумал, так что…

Благородная решимость дала трещину, но тут же Белла просветлела.

– И здорово! Ван Гельмонту будет чем заняться помимо меня.

Одиль на всякий случай принюхалась, уж больно блестели у Беллы глаза.

– Ты женьшень, часом, не пила?

– Нет. А надо?!

Одиль вздрогнула.

– Тебе? Упаси боже.