Такого Одиль, если честно, не ждала. Потом, по здравому размышлению, она сообразила, что ей никогда раньше не доводилось быть по ту сторону используемой двери, уж как-то так вышло, и к тому, как это выглядит с этой стороны, она не была готова. Судя по несколько ошалевшему лицу Беллы, с которой она тут же переглянулась, у Беллы тоже такого опыта не было. Они подбежали к двери – и тут символ потух, будто и не было, а дверь вдруг содрогнулась и изнутри раздался глухой стук, будто что-то тяжёлое с размаху приложили к ней изнутри.
Ещё через секунду Белла решилась и постучала, и изнутри же раздался слегка запыхавшийся голос Ксандера: «Сейчас!» Ещё мгновение, и Ксандер дверь в самом деле дверь открыл, там обнаружился и Адриано, и вдвоём они поведали, что случилось.
Вообще Адриано не думал рисковать. Точнее, думал, конечно: предупреждение Баласи на него подействовало, как красная тряпка на быка, но дураком он не был и нашёл, как ему показалось, идеальный компромисс – нарисовать на двери что-нибудь знакомое в доску. Улучив момент, когда Ксандер забылся над артефактом – этим утром им выдали каждому по одному, с тем, чтобы они самостоятельно определили их функции – Адриано стал чертить.
Ксандер, впрочем, забылся достаточно, чтобы не поднимать головы, но недостаточно, чтобы не задать вопрос – простой и краткий, как все, что Ксандер говорил, но отвлекший Адриано на мысли, по логической цепочке приведшие к самолётам. Само по себе это было несложно, самолёты никогда не были далеко от его мыслей, но в этот вечер чуть не оказались роковыми. Задумавшийся Адриано начертил на двери вовсе не символ венецианского палаццо, и едва он дёрнул за ручку, как перед ним разверзлась дышащая ветрами бездна – и очень скользкое крыло самолёта там, где заканчивался порог.
Ксандер, по счастью, именно в этот момент глянул в его сторону, озадаченный непривычным для друга молчанием, и успел потому и оттащить Адриано от открывшегося им воздушного пространства, и захлопнуть дверь, и приложить венецианца спиной об неё, чтобы закрыть её понадёжнее.
Инцидент на этом и был исчерпан, а Адриано с тех пор упоённо коллекционировал у старшекурсников байки о страшных последствиях подобных поступков, которыми, конечно, щедро делился.
А ещё, в отличие от писчей поверхности, вроде бумаги, пергамента, столешниц, полов и любимых Баласи восковых табличек, на дверях и в самом деле рисовали пальцем. Сначала это казалось невероятным, и не у всех сразу получалось – у Одили вот нет, да и вообще в их четвёрке первым, у кого вышло провести пальцем по шершавому дереву линию так, чтобы она вспыхнула милорием, парадоксально оказался Адриано. Но не прошло и пяти минут, как это получилось у Беллы, и наконец они все четверо с упоением наблюдали, как из ничего возникают огненные линии. Потом пришла привычка, но всё же до сих пор Одиль каждый раз тайно любовалась, как это выходит.
Вот и сейчас любовалась, тем более что у Ксандера это получалось как по невидимому трафарету, точно и уверенно, пусть и несколько… не медленно, нет, но вдумчиво. Оно и понятно, учитывая ответственность процесса. Следя внимательно, Одиль узнала элемент, обозначавший Фландрию, ещё один – обозначавший море, но тут уже Ксандер набрал уверенность и скорость, и дальше гадать она уже не успела – перед парнем вспыхнул и замерцал готовый символ.
Баласи встал и подошёл к этому видению, задумчиво помахивая своей палочкой и пару раз коснувшись ею получившегося результата, будто проверяя его на прочность.
– Молодец, – наконец сказал он, как будто даже чуток удивлённо. – Совсем молодец, мой мальчик.
Ксандер слегка выдохнул, и Одиль, признаться, тоже.
– Ну что ж, достойный вариант, – продолжил мэтр. – Замечательно. Теперь давай его проверим, мм? Открывай, – он томно повёл своим курением в сторону двери.
Ксандер повернулся к нему, и на его лице была написана тревога – не страх или волнение, а именно тревога, как будто он только что сообразил что-то несколько неприятное.
– Мэтр, но – понимаете, там сейчас…
– Открывай же! – вдруг рявкнул мэтр.
Ксандер чуть пожал плечами и открыл.
Наступила пауза. Долгая, хотя и объяснимая: через порог хлынула вода, щедрой волной, прямо из какой-то комнаты, где сквозь стены из досок проглядывало солнце, и беспрепятственно залила всё, что было по эту сторону двери.
Одиль нарушила молчание – и плеск – первой.
– Я тебя убью, ван Страатен.
Шагнувший через дверной проем Ксандер на это обернулся, и лицо его сияло так, что она почти его простила. Впрочем, этот свет померк, как только он обозрел залитый водой кабинет, её саму, стоящую по колено в воде – холодной, будь неладно Северное море! – и мэтра, резво уберегшегося от влаги, залезши с ногами на свое кресло.
– Мэтр, я пытался предупредить про прилив!
– Закрой чертову дверь!
– Мальчик мой, но ведь всё удачно!
Ксандер поспешно дверь захлопнул – или настолько поспешно, насколько позволила вода. Впрочем, штаны – самые удобные, любимые, как на грех – всё равно выжимать. Про туфли, выбранные ей этим утром по тем же параметрам, Одиль предпочла не думать.