Король русалочьего моря

Адриано же рискнул первым – но тоже не без подготовки: он прижался ухом к рулю, что-то ему пошептал, а потом вдруг решительно наступил сначала на одну педаль, а потом на другую. Велосипед под ним отчаянно завилял, но почти тут же выровнялся и помчался по двору – под победный клич венецианца – распугивая заполошных кур.

Одиль чуть вздохнула, как святая мученица, которой приволокли очередного золотушного, и осторожно последовала примеру. Под ней велосипед не только завилял, но и упал – впрочем, без последствий, она просто поставила ногу на землю. Прикусив губу, она попробовала вновь – и на третий раз стальная конструкция поехала уже без приключений, тем более что куры, оценив обстановку, сочли за благо удрать куда-то в огород.

– Сеньора?

«Альба не трусят, – твёрдо сказала себе Белла. – Ни перед друзьями, ни перед врагами, ни перед волшебными тварями, ни перед чертовыми машинами». Решительно она перекинула ногу через раму, опершись ногой об одну педаль – и рискнула оторваться другой от земли, нажимая на вторую.

Конструкция оказалась не такой сложной. Правда, в первый раз она упала – по примеру Одили, Белла спаслась от собственного падения, вовремя сняв с педали ногу, – а во второй – отказалась тормозить, и пришлось это делать каблуком, но наконец ей удалось проехаться без приключений, и ей даже стало весело. И юбка не мешалась и не задиралась: сначала она за неё несколько переживала, но потом выяснилось, что и колени она не открывает, и при этом не цепляется за педали, по крайней мере, пока.

– У вас очень хорошо получается, сеньора, – сказал Ксандер как будто с удивлением. – Что ж, если вы готовы рискнуть, можем и в город.

Дорога была просёлочная, из укатанной земли, но ровная. Ксандер уверенно ехал впереди, иногда оборачиваясь, но поначалу Белле было не до него – а потом и тем более.

– Какая красота!

Адриано – самый успешный ученик из них троих – теперь мало того, что мчался рядом с Ксандером, но когда они свернули на дорожку через поле тюльпанов, и вовсе бросил руль и раскинул руки, словно собираясь обнять и это поле, и пронзительной синевы небо над ним. Велосипед на такую дерзость никак не отреагировал – ехал так же ровно, будто пальцы Адриано всё ещё лежали на руле. Ксандер одобрительно хмыкнул.

– Нравится?

Белла освоилась уже достаточно, чтобы оглядеться. Тюльпанов было море, насколько хватало глаз: восхитительно яркие, они важно кивали друг другу огромными, с мужскую ладонь, головками, качаясь под легким ветерком. Очень далеко виднелась мельница с лениво вращающимися лопастями, а в воздухе чувствовалось прохладное солёное дыхание морской воды. Даже солнце было не знойным, как дома, а ясным и нежным.

Ей очень нравилось, хотя это было совсем не так, как дома. Но как бы об этом сказать, чтобы не звучать восторженной дурой?

– Это прекрасно, – сказала рядом Одиль, негромко и проникновенно. Белла глянула в её сторону: глаза подруги сияли. Где-то здесь недалеко, вдруг подумала иберийка, сама не зная, почему, течет Рейн… – На обратном пути хочу тюльпанов.

– Это легко, – отозвался Ксандер, и даже не видя, Белла знала, что он улыбается. – Там их ещё больше, разных!

Она посмотрела туда, куда он указывал. Там, среди деревьев на краю поля, виднелись черепичные крыши – должно быть, это и был местный городок. Она вдруг поняла, что волнуется. Это был, если подумать, первый город, хоть какой, где она была без старших – а к тому же, фламандский, с кучей фламандцев же. Нет, понятно, что большей частью-то тут вилланы, которые ничего не помнят дальше историй дедов с бабками, и вряд ли им есть какое-то дело до войны, которой уже почти четыреста лет…

Подумав об этом, она успокоилась – и, глянув в сторону Одили, поднявшей вопросительно бровь, кивнула в ответ.

Городок, когда они до него докатили, оказался и в самом деле нестрашным: дома высотой в лучшем случае в три этажа, мостовые, расположившиеся на пригревающем весеннем солнце столики кафе, и приветливо открытые магазинчики. Ксандер предупреждал встречных людей об их приближении звонком и раскланивался со встречными велосипедистами. Люди улыбались и махали ему вслед, мужчины снимали шляпы; улыбались они и радостно машущему им всем Адриано, и осторожно лавирующей Одили, да и ей, Белле, тоже. Сначала она не знала, что с этим делать, а потом решила, что и с ней ничего от пары кивков не станется, а вежливость, в конце концов, такая же обязанность благородного человека, как и сознание своего места в жизни.

На площади у церкви – тоже из красноватого кирпича и неожиданно высокой колокольней с вытянутыми вверх нишами, эхом повторявшими высокие готические окна нефа – Ксандер притормозил и слез с велосипеда.

– Здесь можно их оставить, – пояснил он, махнув в сторону кафе. – Гулять лучше пешком. Можно и кофе попить, у них вкусный.