– Пожалуйста, – сказала она и откашлялась. – Да, десерт – это хорошо. Что-нибудь с шоколадом.
Старик честно всё записал и ткнул пальцем в плечо официанточку, которая всё ещё улыбалась что-то тихонько говорившему ей Адриано. Она подскочила и умчалась, а старик, покачав головой, что-то спросил у Ксандера – в чём Белла услышала, или подумала, что услышала, имя «Мориц». Ксандер ответил, они оба вздохнули, и старик ушел тоже.
Спросить Одиль, точно ли она расслышала, и о чём это было, в воцарившейся тишине ей было почему-то неловко. Впрочем, долго пауза не затянулась: официантка – на этот раз Белла поняла из слов Ксандера, что звали её Ханной – вернулась едва ли не молниеносно, ловко неся большой поднос с кофе и двумя тарелочками с десертом. Белле и в самом деле достался кусок шоколадного торта, а Одили – что-то молочное и мягкое.
Поставив это всё, Ханна подняла голову и что-то воскликнула – так укоризненно, что Белла тоже посмотрела в окно. Перед кафе собралась небольшая кучка людей: стайка девушек старательно делала вид, что рассматривают цветы у входа в кафе, а вовсе не глазеют на их компанию, а какой-то мужчина в белом летнем пиджаке что-то быстро говорил господину с большой коробкой в руках, в которой Белла опознала фотоаппарат.
– Не обращайте внимания, – Ксандер говорил по-иберийски, и, должно быть, решил, что дальше этикетом пренебрегать не стоит, насколько возможно. – Они просто любопытствуют.
– А… эти?
– Журналисты.
– Да ты в самом деле знаменитость, – фыркнул рядом Адриано и поднял чашку, словно бокал в тосте. – Я вот в газеты не попадаю, даже завидно.
– Ну почему, как-то раз попал, – сказала Одиль с ядовитой сладостью, смакуя кусочек своего угощения. – Когда угнал отцову галеру. Вилланы, – пояснила она остальным, – конечно, умеют замечательно не видеть то, чего не хотят. Но большинство не настолько талантливы, чтобы проигнорировать боевой корабль, врезающийся в причал.
Белла тихо вздохнула, ковыряя маленькой вилочкой свой торт, есть который ей резко расхотелось. Она понимала, что брат и сестра хотели обратить это всё в шутку, и Ксандер в самом деле слегка присвистнул и улыбнулся, но ей расслабиться не получалось. Она терпеть не могла есть, когда на неё пялятся. Или – когда пялятся на кого-то рядом с ней.
Ксандеру же это было нипочем, похоже. Он слушал Одиль с Адриано, перешедших со своей байки на обсуждение того, является ли церковь готической или романской, иногда вставляя слово и улыбаясь людям за окном. Компания девушек в какой-то момент убежала, и прохожие скоро разошлись, но журналисты остались – и Белла увидела, как у Ксандера промелькнула на лице досада.
Почему-то это её разозлило.
– Можно подумать, тебе это не нравится, – сказала она, благо говоривший до того Адриано умолк, допивая свой кофе. – Все эти люди, улыбки, их подобострастие и лесть.
– Они мне просто рады, – ответил Ксандер будто бы даже с удивлением – но под этим удивлением был холод. – Тут живут весьма открытые и дружелюбные люди. Они искренне уважают королевскую семью. Считаете, мне льстят?
– Считаю, они глупы, – сказала она так безразлично, как могла. – Иначе они бы пожалели тебя.
У Одили вырвался невнятный звук, но что бы это ни было, Ксандер его проигнорировал.
– Пожалели? Почему они должны меня жалеть?
Голос внутри звал её остановиться, но она продолжила, безрассудно и почти с наслаждением:
– Ты не станешь их королем, так что, фактически, ты им бесполезен. Будь они умнее – они бы игнорировали тебя. Будь они добрее – они бы тебя пожалели. – Небрежно и изящно, как подобает благородной даме, она отправила в рот кусочек торта. – Кстати, очень вкусно.
Краем глаза она увидела, как Адриано глянул на сестру, и как та едва заметно качнула головой. Отлично. Тем более что Ксандер тоже это видел – и должен был понять, что в этом поединке он один.
– Любовь не меряется полезностью, – сказал он. – Королевский дом довольно большой, многие не станут править страной. Ну и что? – Он отпил кофе. – А жалеть они меня жалеют. Я же попал в чудовищный пожар, да ещё прямо после того, как умер мой старший брат Мориц. – Он не отрывал взгляда от кружки с кофе. – После его гибели люди здесь плакали, даже флаг на мэрии приспустили.
На этот раз она поймала взгляд Адриано, направленный на неё – красноречивый, в упор, – но остановиться не могла и не хотела.
– Очень трогательно. Ну, можешь утешаться тем, что устроишь замечательный праздник, когда я сдохну.
– Как прикажете, сеньора.
Это у Ксандера вышло сквозь зубы, и она почувствовала почти болезненное удовлетворение.
– Прекратите уже, – Адриано поставил свою чашку так резко, что чудом не разбил. – Вкусный кофе, десерт тоже, каникулы, опять же. Наслаждаться надо, раз уж так вышло, а не…
– Тут, в этом городке, все знают кто я, но никто не знает, кто ты, – сказал Ксандер так, будто Адриано не говорил вовсе, и при этом так, словно продолжал его мысль. – Нет правил и обязанностей для тебя. Можно отдохнуть.
– Я знаю, кто я. Этого достаточно.