– Никто из команды «Голландца» не может ступить с корабля, – пожал Ксандер плечами. – Даже другим кораблям его бояться нечего, разве что столкнутся.
– По виду не скажешь, – пробормотал Фелипе.
По чести, Ксандер мог его понять, как и всех тех, кто молил небеса о защите при виде скелетообразного остова, сейчас мертвенным гнилостным свечением отзывавшегося на сияние маяка, словно в насмешку. Ему и самому это зрелище навевало тягостную, леденящую жуть.
– Мне надо идти, – вдруг сказал Фелипе, а когда Белла вскинула на него глаза, – подумай сама, Беллита. Они ищут нас, и ты права – вряд ли твоя подруга, что бы она там ни умела, сумеет их надолго задержать. Они выйдут и увидят – это. Решат ещё, чего доброго, что он пришёл по мою душу.
Белла бросила ещё взгляд на окно и поёжилась.
– Тогда пойдем вместе!
– Не надо, – качнул головой Фелипе. – Если я вернусь один, то сумею выгородить… ваших людей, Ксандер. Мало ли где я был! А что мокрый – по берегу гулял, застал прилив. Я найду, что сказать. – Он глянул на мокрую юбку Беллы. – Шепну тихонько Аните, пусть за вами лодку пришлет. Или вашим ребятам, если уже вернутся.
– Дядя Франко не поверит.
– Я найду, что сказать Франко, – в голосе Фелипе вновь зазвучала спокойная, почти высокомерная твёрдость – и так же мгновенно ушла. – Постарайтесь тут насмерть не простудиться, хорошо? И – Ксандер, они точно не могут сойти с корабля?
– Нет, – уверил его Ксандер. – За стенами мы в безопасности.
Оставив Беллу наверху, они спустились вниз – Фелипе начал возражать, когда дошло до нижних, ещё затопленных ступенек, и хотя Ксандер указал на свои промокшие насквозь штаны и ботинки, Фелипе сказал, что это не повод мокнуть ещё больше. Но пока он осторожно, почти наощупь, пошёл ниже, Ксандер как раз нашёл за небольшой дверцей что-то вроде шкафа, а там – сломанное весло, и протянул его иберийцу. Снаружи было тихо, если не считать лёгкий плеск волн, но ему и прислушиваться было не надо: отчего-то он знал, что русалок там нет, что Морской народ ушёл от берега по его слову и не вернулся, во всяком случае, пока.
– За трость сойдет, – одобрил тот. – Спасибо. Ксандер?
– Да, сеньор?
Фелипе досадливо поморщился.
– Да брось ты. Ксандер, я не знаю, будет ли у меня возможность тебе сказать… Знаешь, я слушал сегодня то, что говорили люди. Те, что меня похитили. О том, что есть те, кто готов им помочь… и я знаю, кто это. – Когда Ксандер вздохнул, ибериец поднял руку, призывая к молчанию. – Они во многом правы, они хотят свободы. Может быть… неважно, это потом. Но – Ксандер, есть те, с кем нельзя садиться в одну лодку, какие бы благие намерения у тебя ни были. Помни об этом, хорошо? Нельзя, даже если они уверяют, что хотят тебе блага. И даже если кажется, что другого выхода нет. Просто нельзя.
Было бы очень просто и, наверное, даже правильно тут смолчать, кивнуть или как-то иначе ещё согласиться. Но Ксандер почему-то не выдержал.
– А если другого выхода и в самом деле нет?
– Такого не бывает, – убежденно ответил Фелипе. – Надо искать. Ладно, пойду я.
Всё-таки плохо у него с ногой, подумал Ксандер, глядя, как он с трудом протискивается в полуоткрытую дверь, тяжело загребая воду, как бредёт по еле заметной тропинке, почти по пояс в воде, как выбирается, наконец, на сушу, останавливаясь, чтобы отдохнуть, опершись о свой импровизированный костыль. Ксандер уже думал отвернуться – в конце концов, до берега Фелипе добрался – как увидел и другое: от калитки в их сторону шла Анна, всё быстрее и быстрее, и наконец побежала, и как Фелипе поднял голову и сделал ей навстречу первый шаг.
Больше смотреть было нельзя, да и не нужно.
Вверх по ступенькам он поднялся куда медленнее, чем в первый раз. Спешить было некуда. Даже Белла уже устало опустилась на лестницу – так, заметил он, чтобы не упускать из виду окно и корабль – и сжалась в комочек, стараясь согреться. На него она не смотрела.
– Выходит, Адриано не соврал?
Этого вопроса он не ожидал.
– Адриано редко когда врет, сеньора. Придумывает – это да, но не врет.
– Вот как, – она хмыкнула. – Верно. Я тогда не очень-то внимательно его слушала, если честно. Когда он про «Голландец» рассказывал. А сейчас…
– А сейчас?
– А сейчас я очень надеюсь, что он врал. Я не хотела бы, чтобы меня кто-то туда увёл.
– Сеньора, – сказал он, чувствуя, как поднимается раздражение, – Адриано может и сочинять, но я не врал, когда сказал, что никого он не уведет. По крайней мере, пока не уводил. А если бы уводил, то скорее увел бы меня, чем всех иберийцев, проклятые они там или нет.
Наградой ему был озадаченный, а потом потрясённый взгляд: должно быть, в виду реального «Голландца» сеньора наконец задумалась, чему и кому он был наследником. Не желая разбираться и тем более отвечать на вопросы, он, успокаиваясь, сунул руки в карманы – оба были мокры донельзя, но в одном был его компас-артефакт. Касаться его было что гладить любимую собаку: вроде и не поможет напрямую ничему, но утешительно.