Ксандер обернулся, впрочем, не очень утруждая себя быстротой в исполнении сего маневра, поэтому успел полюбоваться и пронизывающим уже пожелтевшую листву мягким сумеречным светом, и журчанием ручья. Пока они были заняты в классах, над академией прошла гроза, и сейчас все окрестности были будто вымыты дочиста рачительной хозяйкой. И сподобила же нелёгкая Мигеля и его верную компанию испортить такой чудесный вечер!
Опять же, похоже, ужина ему тоже не видать, хотя, выходя из лазарета, он крепко на него надеялся. Одного взгляда на – ого! пятерых! – иберийцев ему хватило, чтобы понять окончательно, что тут к чему. Желудок на это соображение отреагировал нетерпеливым урчанием. Действительно, нелёгкая!
Иберийцы интерпретировали его медлительность по-своему.
– Ты не бойся, – бросил самый высокий из них, пожалуй, что с Ксандера ростом. – Дело есть.
Бояться? Ну, этого-то они не дождутся, подумал Ксандер, без спешки направляясь к ним и по ходу изучая поджидавшую его пятерку так, как если бы встретил их ввечеру на деревенских задворках. Бояться особо нечего, сообщил он себе, стараясь успокоить поднимающуюся злость. Много они о себе понимали, эти детки знатных иберийских семей – наверняка ничего тяжелее шпаги в руке не держали, а уж что такое хороший удар в нос, до сегодняшнего урока вряд ли видели даже со стороны. Но это ничего, решил он, шевельнув уже готовыми сложиться в кулак пальцами. Это ничего, господа, это вы сейчас увидите.
– Дело? – поинтересовался он, насколько мог небрежно. Этому конкретному тону он научился у Морица: брат, правда, в такую минуту ещё и чуть улыбался, а то и подмигивал восхищенно пожиравшему его глазами Ксандеру.
Ксандеру подмигивать было некому.
Мигель шагнул вперед, явно недовольный тем, что кто-то из его дружков перехватил инициативу разговора. Впрочем, они расступились – видимо, признавая его право превосходства. Что, неужто и бить будут поодиночке?
– Мы не договорили там, на уроке, – пояснил Мигель с тем выражением лица, которое у иберийцев звалось «благородной сдержанностью».
– Вот как.
Что его неизменно бесило в иберийцах – так это их церемонность. Мигель и его дружки стояли так, словно кол проглотили, старательно – и тщетно – скрывая довольный блеск в глазах, и должно быть – судя по тому, как они переглядывались – считали себя ужасно светскими и спокойными. Ксандер порылся в памяти, соображая, кого они ему напоминают – и вспомнил: так же вставали у сетки сурки в амстердамском зоопарке. Впрочем, этой компании, если подумать, до серьёзной важности сурков было ещё тянуть и тянуть.
Несколько развлекшись этими соображениями, он вдруг понял, что уже некоторое время не слушает своего главного визави.
Не беда.
– … оказать вам честь поединком.
– Честь, значит, – протянул Ксандер в воздух над головой Мигеля, туда, где разливался соловей.
Птаха как раз на это закончила вполне музыкальную фразу резким, насмешливым свистом, будто соглашаясь.
– А поединок что – со всеми вами? Или остальные четверо – для храбрости?
Хуан де ла Серда – конечно, куда наш Мигель без своего любимого прихлебателя – сморщил лисье личико в усмешке.
– Ты оскорбил нас всех, – пояснил он. – Значит, и отвечать будешь перед всеми.
– Славно, – кивнул Ксандер. – Зараз или по очереди?
Хуан шутовски низко поклонился.
– А это уж как по твоему выбору.
Скверный, если признаться, был выбор. Будь их побольше, фламандец бы согласился драться один со всеми – со шпагами (а они все явно рассчитывали именно на это оружие, вон и ему заботливо одну прихватили) они бы только мешали друг другу, но пятеро – это уже не толпа, а опасный отряд: и друг другу они в помощь, и ему в одиночку не отбиться. А по очереди – ещё поганей: первый же, если и не победит, сумеет его измотать, а уж третьему и вовсе напрягаться не придется.
Что ж, если ему всяко быть битым, лучше уж иметь шанс каждому оставить хотя бы царапину.
– Давайте все сразу, – сказал он, постаравшись добавить в голос побольше великодушия. – Раз скопом вам веселее.
– Нет, – нахмурился Мигель и подарил было дернувшему его за рукав Хуану осуждающий взгляд, – нет. Мы будем драться один на один. Честно. Я и ты, фламандец.
И протянул Ксандеру шпагу.
Размахивать руками, проверяя, как она свистит на воздухе, фламандец не стал: сомневаться в толедской стали – глупо, а меньшего иберийские пижоны бы не приволокли. Отложив шпагу туда, где при случае он бы мог легко её схватить, он стянул с себя куртку и аккуратно её отложил. Сентябрьский ветер радостно воспользовался возможностью и забрался под рубашку, но мурашками по коже можно было пренебречь: согреться они все скоро согреются.
– Готов, фламандец?
– А как же, – отозвался Ксандер, стараясь исподлобья изучить оппонентов так, как учил его дон Алехандро.