Улучив минуту, Ксандер шагнул, сокращая разделявшее их с Мигелем расстояние, и от души врезал защищенным стальным эфесом кулаком иберийцу по зубам. Мигель упал навзничь, прижимая ладонь к разбитым губам, но шока и боли ему хватило ненадолго – вскочил он тоже очень резво. Впрочем, и остальная компания на этом моментально забыла про взятый на себя нейтралитет.
– Подлец! – воскликнул Хуан, хватаясь за шпагу. – Это, по-твоему, честно?!
Вот теперь всё, понял Ксандер, отступая так, чтобы прижаться спиной к дереву, хотя это было довольно бесполезно против пятерых. Первые выпады разъяренных противников ему удалось отбить, но это, он четко понимал, пока: стоит им хоть немного начать координироваться, и ему конец.
– О, у вас тут развлечение? – раздался откуда-то из-за этого самого дерева голос – самый последний голос из всех, какие ему хотелось слышать, если исключать сеньору, конечно. – Так я присоединюсь, господа.
Сумасшедший сосед Ксандера выглядел так, будто и в самом деле явился на увеселение: за ухом у него красовалась роза, из-за плеча выглядывала гитара, и ухмылка у него была наглее, чем у нагулявшегося помоечного кота. Гитару, впрочем, он снял и заботливо устроил рядом с курткой Ксандера. Ксандер же скрипнул зубами. И тут решил выслужиться, подумать только! Неужели подумал, что без него не справятся? А нет, точно, развлечение же, он же сказал.
Как раз к этому моменту Мигель нашёл дар речи и – надо отдать ему должное – понял дело совсем не так, как Ксандер.
– Это не ваша ссора, сеньор, – промолвил он всё с той же иберийской учтивостью, от которой у Ксандера так чесались кулаки.
Адриано ошибку не поправил. Более того – так широко распахнул глаза и изумился с настолько бесстыдной фальшью, что Ксандер немного даже опешил – а была ли она, ошибка?
– Как же, – отозвался он, – самая что ни на есть моя!
– Объяснитесь, – вмешался высокий хмурый парень, носивший волосы затянутыми в косицу. Косицу эту Ксандер уже заприметил, а вот имя его, как ни силился, всё вспомнить не мог. Энрике? Эстебан?
– Видите ли, – не стал спорить Адриано – только розу из-за уха извлек, и по церемонности он теперь мог поспорить с иберийцами, только выходила она у него почти похабной, – иду я тут погожим днем и вижу, что у вас, господа, есть претензии к моему другу. Каким же образом это может быть не моим делом?
– Другу? – изогнул бровь Хуан.
– Другу, – невозмутимо кивнул венецианец так, будто это само собой разумелось. – По крайней мере, я присваиваю себе эту честь.
– Но вы не знаете ещё, в чём суть нашей ссоры.
– А оно надо? – удивился Адриано. – Как по мне, то, что вы решили впятером драться с одним, уже повод, разве нет?
Ксандер решил было вмешаться, но тут же передумал. Венецианец явно не боялся считаться его, фламандца, приятелем – а шансы на победу его участие повышало немало.
– Вы намекаете, что мы трусы, сеньор? – мягко осведомился четвертый из иберийской компании.
Имя его как раз всплыло у Ксандера в памяти – Хосе Перес де Гусман: он был дальним родственником Альба, и Ксандеру случалось его и до школы встречать, – а с приснопамятного урока фламандец запомнил и то, что его крепко сбитая фигура ничуть не мешала ему ловко фехтовать, едва ли хуже даже Мигеля.
Адриано осклабился, и даже его акцент – певучий по сравнению с иберийцами – стал как-то резче и неприятней.
– Намекаю? Да прямо так и говорю, сьор!
– У нас нет ещё одной шпаги, – с ледяной вежливостью сообщил Хуан прежде, чем Хосе шагнул вперед, сжимая кулак.