Меня снова тянуло в спальню. Из всех комнат в доме только там мне было спокойно. Мы с Аннет обустроили её под себя: на окна повесили шторы, на стены картины, а пол украшал бежевый узорчатый ковёр, придавая комнате уют. Хозяйка не препятствовала переменам в её старом, никому ненужном доме. Ей было всё равно. Она была готова отдать его даром, лишь бы ни копейки не платить за ремонт, а дом требовал ухода, и затрат с ним было больше, чем дохода.
По оставшимся вещам и мебели было видно, что раньше здесь жили зажиточные люди. Они построили камин и в гостиной, и в спальне. Этот дом видел времена и получше. Потом семья, наверно, обнищала и содержать дом стало не на что. Он постепенно обветшал и пришёл в запущенное состояние. На чердаке мы нашли сундук с фотографиями и одеждой, а ещё несколько пластинок и набор кухонных принадлежностей.
В спальне на столе лежал конверт. Я прочитала адрес ради любопытства и изумлённо ахнула – письмо пришло от моей родной тётки Ильды. Вскрыв конверт, я со вздохом достала из него открытку с наилучшими пожеланиями и длинное письмо на три листа. Ильда редко писала, но обо всём и сразу, вдаваясь в самые грязные подробности своей холостяцкой жизни. Её письма я читала как любовный роман, но порой голова шла кругом от всех тех событий, которые она пыталась охватить в одном письме со страстным описанием всех тонкостей. Постскриптум буквально в двух словах она сообщила о покупке небольшого деревянного дома на озере, и главное, что на свои накопленные средства, так как ненавидела зависеть от мужчин и, как обычно, приглашала меня в гости.
Я тайно уважала Ильду за её пристрастие к богемной жизни. И, потом, я была её любимой племянницей. Ко мне она всегда относилась хорошо, так что жаловаться мне не приходилось. Однако характер у неё был скверный, но человек она была хороший: открытый, гостеприимный и добрый. Я могла бы много благородных качеств приписать её незаурядной личности, за исключением её увлечения азартными играми и пафосного отношения к мужчинам, поэтому она была не замужем. Замужество её пугало, а мужчин с серьёзными намерениями она боялась как огня. Они её не привлекали. Она вела себя с ними небрежно, а их тянуло к ней, как магнитом.
Ильде стукнуло уже за сорок, но возраст для неё ничего не значил. Как и прежде, она выглядела безупречно и в душе оставалась всегда молодой. К детям относилась сдержано, считала, что они высасывают из своих родителей все соки, а особенно из женщин – молодость и красоту. Она любила говорить, что, если вдруг ей станет очень одиноко, она заведёт двух собачек и будет с ними гулять и о них заботиться. Вообще, у неё на счёт мужчин и отношений было своё личное мнение, как и на всё прочее в жизни. Мужчин она меняла как перчатки и этого ничуть не стыдилась, а наоборот, гордилась тем, что многим было не под силу. Из письма было видно, что живёт она счастливо, и такая жизнь её вполне устраивает.
Дождь не утихал и стучал по крыше, словно заводной. Сильный ветер сорвал много веток. Под вечер разразился настоящий ураган, а время шло – часы тикали. На улице уже стемнело, а Аннет не появлялась. Надеяться на то, что распогодится, было уже поздно. Она боялась грозы, а снаружи гремел гром, и сверкала молния. «Вряд ли она выйдет на улицу в такую непогоду, – подумала я и поставила пластинку, чтобы музыкой заполнить тишину и заглушить рёв ветра. – Так что, где бы ты, Энни, сейчас ни была, оставайся лучше там, где ты есть».
Нужно было себя чем-то занять, и я решила навести порядок в комнате. Начала с сортировки бумаг на столе, а когда закончила, перешла к стеллажам и книжным полкам. И под этим уважительным предлогам совала нос не в свои дела. Мне всегда хотелось посмотреть, чем увлекается Аннет и какие книги читает. Я могла себе позволить покопаться в её вещах, порыться в её ящиках, пока она отсутствовала. Любопытство одержало верх, даже несмотря на угрызенья совести. Я действовала осторожно, оставляя всё на своих местах так, что комар носа не подточит. Оправдать подобное занятие можно было только непогодой и бездельем. Тем не менее я знала, что Аннет любила порядок и только от нехватки времени об этом забывала, посему вторжение в её личный мир я бы назвала хорошим дружеским одолжением.
Перебирая книги и журналы на полках, я случайно наткнулась на рукопись, о которой она мне прожужжала все уши, но я никак не ожидала обнаружить её здесь. Разумеется, разобрать текст было невозможно, но оставить его без внимания я тоже не могла. «Интересно, кто ей это дал? Неужели тот её профессор?» – задумалась я. Рукопись смахивала на подлинник. Об этом говорили желтизна бумаги, её толщина и полосы, хотя дефекты печати были вполне вероятны. Вообще, мало верилось, что студентки третьего курса могли доверить оригинал. Я вслух прочитала отрывок из текста на древнеанглийском языке. В этом я кое-что смыслила.