— А теперь ты крутая пиарщица. — Мы повернули за угол, и перед нами открылась площадь. — Допустим, вы с отцом все еще общаетесь. Что бы ты сделала, если бы он сказал, что ты останешься без денег, если не бросишь работу и не выйдешь замуж за какого-нибудь придурка по имени Гидеон, играющего в поло?
Как банально.
— Я бы сказала ему, чтобы он отвалил. — Что я, в общем-то, и сделала. — Хотя, по иронии судьбы, я встречалась с игроком в поло по имени Гидеон в старших классах, и да, он был придурком.
От этого Ксавьер тихо засмеялся.
— Твоя очередь быть честной, — сказал он. — От тебя зависит репутация и средства к существованию людей. Ты когда-нибудь боялась, что все испортишь?
— Иногда. — Я была уверена в своих навыках, но, как и у всех, у меня были моменты сомнений. Дала ли я клиенту плохой совет? Не использовала ли я неправильный оборот речи? Должна ли я была подтолкнуть их к интервью с тем или иным изданием? Этих сомнений было достаточно, чтобы вывести меня из себя, но в конце концов я доверилась своей интуиции. — Но в том-то и дело, что репутацию и средства к существованию можно восстановить.
— Осторожно, Луна. Ты звучишь почти как оптимист.
Я закатила глаза, но наружу грозила вырваться улыбка, пока мы шли к Дворцу правосудия, стоящему на одной стороне площади.
— Ты говоришь так, будто я все время мрачная и угрюмая. Я веселый человек.
— Хм…
Я нахмурилась.
— То, что я не хожу в клубы каждую ночь и не тусуюсь на яхтах каждые выходные, не значит, что я не веселая.
— Угу.
— Прекрати это делать!
— Делать что? — невинно спросил Ксавьер.
— Издавать эти звуки. Я
Глупо было обижаться, учитывая, что моя работа не предполагала
— Я не произнес ни слова. Какой вывод ты сделала из моих звуков, это все на тебе, — проворчал Ксавьер.
— Если бы манипулирование семантикой было работой, ты был бы генеральным директором, — пробормотала я. — Ты… —
Я так внезапно остановилась, что туристы позади нас чуть не врезались в меня.
— Нет, — мое сердце набрало скорость и заколотилось, как пойманная колибри. — Это не может быть так просто.
— Что? — потребовал Ксавьер. Он оглянулся вокруг нас на случай неприятностей.
Я прокрутила в голове чтение завещания. Я была почти уверена… нет, я была
— Оно у меня, — задыхаясь, сказала я.
— Что? Ты должна сказать понятнее, Луна.
— У меня есть решение твоей проблемы, — я схватила его за руку, слишком взволнованная, чтобы сдерживаться. — В завещании твоего отца сказано, что ты должен занять пост генерального директора. Но не сказано, что ты должен
Ксавьер уставился на меня.
Вокруг нас сновали туристы, бормоча свое раздражение на разных языках, но я практически слышала, как за этими темными глазами крутятся шестеренки.
Затем медленно, так медленно, словно солнце показалось из-за горизонта, на его губах расцвела улыбка.
— Слоан Кенсингтон, мне нравится ход твоих мыслей.
ГЛАВА 17
Похороны моего отца прошли в окружении торжественных лиц и шепота соболезнований. По настоянию Слоан и Эдуардо я произнес краткую прощальную речь и провел остаток поминок, где-то между оцепенением и гиперактивностью.
Мой мозг не переставал бурлить с тех пор, как мы со Слоан вернулись из Ла-Канделарии. Мы добрались до дома, не попав в засаду репортеров, и уточнили у Сантоса формулировку завещания.
Она была права. Мой отец не указал, что я должен
Единственным отсутствующим членом комитета был Данте, так как он не смог приехать в Колумбию на похороны моего отца, но Эдуардо подключил его к разговору по видеосвязи.
Все сводилось к следующему: Моя первая проверка в качестве генерального директора должна была состояться через шесть месяцев, что совпадало с моим тридцатым днем рождения. Это означало, что у меня есть полгода, чтобы придумать, как выполнить условия завещания. Тем временем Эдуардо оставался временным генеральным директором
Шесть месяцев на то, чтобы стать генеральным директором пока еще несуществующей компании, которая должна была пройти проверку комиссией при первой же оценке. Сказать легче, чем сделать.
Когда я вошел в бар клуба Вальгалла, в моем кармане тяжело звенели мамины карманные часы.