– Мы можем поговорить? – спросила она.
– С удовольствием, леди.
Она сняла тяжелое ожерелье, протянула его служанке и повела меня за собой вверх по каменным ступеням к открытой в сад двери, где ее с нетерпением ждали две шотландские борзые. Над плодами, сбитыми ветром фруктами, гудели осы, и Гвиневера приказала слугам собрать гниющие фрукты, завалившие садовые дорожки. Она покормила собак кусочками курицы, оставшимися от трапезы, а служанки, собрав упавшие плоды в подолы своих платьев, отмахиваясь от обозленных ос, убежали. Мы остались вдвоем. Повсюду в саду стояли плетеные рамы, которые к Лугназаду должны быть увиты гирляндами цветов.
– Красиво здесь, – сказала Гвиневера, оглядывая сад, – но мне бы хотелось, чтобы все это было в Линдинисе.
– В будущем году, леди, – пообещал я.
– К тому времени он будет в руинах, – нахмурилась она. – Ты не слыхал? Поговаривают, что Гундлеус совершал набеги на Линдинис. Ему не удалось захватить Кар-Кадарн, но разрушить мой дворец он успел. Это было год назад. – Она поджала губы. – Надеюсь, Кайнвин устроит ему хорошенькую жизнь, хотя у нее вряд ли это получится. Скучная она, бесцветная. – Пробивавшиеся сквозь густую листву солнечные лучи воспламеняли ее огненно-рыжие волосы и бросали прозрачные тени на смуглое лицо. – Иногда я жалею, что не родилась мужчиной, – вдруг, к моему удивлению, сказала она.
– Да?
– Ты не знаешь, как трудно сидеть и ждать вестей! – страстно проговорила она. – Через две или три недели вы все отправитесь на север, а я вынуждена буду просто ждать. Ждать и ждать. Ждать известий о том, не нарушил ли свое слово Элла, ждать сведений о величине армий Горфиддида. – Она помолчала. – А чего Горфиддид выжидает? Почему он не нападает прямо сейчас?
– Его ополченцы собирают урожай, – объяснил я. – Все откладывается на время сбора урожая. Прежде чем идти отнимать наш урожай, его люди хотят убедиться, что их урожай в закромах.
– Мы сможем их остановить? – резко спросила она.
– Война, леди, – сказал я, – такое дело, где чаще важно не что можешь сделать, а что должен. Мы должны остановить их.
«Или умереть», – мрачно добавил я про себя.
Она молча прошла несколько шагов, раздраженно отпихивая ластившихся к ней собак.
– Ты знаешь, что люди говорят об Артуре? – вдруг спросила она.
Я кивнул:
– Говорят, что лучше бы он убрался в Броселианд и отдал королевство Горфиддиду. Все равно, болтают они, война проиграна.
Гвиневера посмотрела на меня, наводя смятение взглядом своих огромных глаз. В этот момент рядом с ней в пустынном саду, вдыхая тонкий аромат ее тела, я по-настоящему понял, почему Артур рисковал миром и благополучием королевства ради этой женщины.
– Но ты будешь сражаться за Артура? – спросила она.
– До конца, леди, – ответил я и смущенно добавил: – И за тебя тоже.
Она улыбнулась:
– Спасибо.
Мы повернули к небольшому источнику, бившему из устроенной в римской стене каменной ниши. Струя воды орошала сад, а из расселин между покрытыми мхом камнями свисали засунутые кем-то обетные ленты. Переходя через ручеек, Гвиневера приподняла край своего зеленого, цвета неспелого яблока, платья.
– В королевстве есть тайная партия Мордреда, – сказала она, словно повторяя слова епископа Бедвина, произнесенные им в ночь моего возвращения. – По большей части они христиане и молятся своему Богу о поражении Артура. Не понимают, что, если он будет повержен, им придется лебезить перед Горфиддидом. Впрочем, я заметила, для христиан это обычное дело. Будь я мужчиной, Дерфель Кадарн, мой меч снес бы три головы: Сэнсама, Набура и Мордреда.
Я ни секунды не сомневался в ее словах.
– Но если Сэнсам и Набур – лучшие из тех, кого могут выставить приверженцы Мордреда, леди, – сказал я, – то Артуру не о чем беспокоиться.
– Король Мелвас, подозреваю, тоже из них, – проговорила сквозь зубы Гвиневера, – и кто знает, сколько таких? Почти каждый странствующий священник в королевстве смущает людей вопросом: зачем им умирать за Артура? Я бы всем им снесла головы, но предатели не любят выползать на свет. Они таятся во тьме и бьют, когда ты повернулся к ним спиной. Но если Артур сокрушит Горфиддида, все они станут петь ему хвалу и притворяться, что всегда были его приверженцами. – Она плюнула, отгоняя зло, и резко повернула ко мне голову. – Расскажи мне о короле Ланселоте.
Мне показалось, что мы наконец добрались до главной причины этой уединенной прогулки под яблонями и грушами.
– Я не знаю его по-настоящему, – уклонился я от прямого ответа.
– Он хорошо говорил о тебе прошлой ночью, – сказала она.
– Да? – ухмыльнулся я.
Мне было известно, что Ланселот и его спутники все еще жили в доме Артура, и я, не желая встречи с ним, был очень рад, что он отсутствовал на обеде.
– Он говорил, что ты великий боец, – сказала Гвиневера.
– Приятно слышать, – кисло ответил я, – что иногда он не гнушается правды.
Я решил, что Ланселот правит по ветру, пытаясь обрести благосклонность Артура, и потому рассыпает хвалы человеку, который слывет его другом.