Там оказалась и Кайнвин. Сознаюсь, что я вызвался сопровождать Галахада в Повис в основном из-за Кайнвин. Мне вновь хотелось увидеть ее, и теперь в мерцающем свете тростниковых ламп я жадно вглядывался в знакомое лицо.
Годы нисколько не изменили ее. Улыбка была по-прежнему мила, движения мягкие и застенчивые, волосы такие же блестящие. Когда мы вошли в комнату, она безуспешно пыталась накормить кусочками яблока маленького мальчика, сына Кунегласа по имени Преддель.
Хеллед Элметская, мать Предделя, была высокой женщиной с тяжелой челюстью и бледными, невыразительными глазами. Она сияла радушием. Приказав служанке налить гостям хмельного меда, она представила нас своим теткам Тонвин и Элсель, которые, в отличие от хозяйки, не выразили никакого восторга от нашего появления. Вероятно, мы прервали какой-то их, женский, разговор.
– Вы знаете принцессу Кайнвин? – любезно спросила Хеллед.
Галахад поклонился принцессе и тут же уселся на корточки перед Предделем. Он всегда любил детей, и те платили ему полным доверием. Не прошло и минуты, как оба принца, большой и маленький, уже самозабвенно играли с яблочными ломтиками, которые были лисицами. Рот Предделя был норой, пальцы Галахада – охотниками, и ломтики-лисы мгновенно исчезали в раскрытом рту ребенка.
– И почему я до этого не додумалась? – расстроилась Кайнвин.
– Потому что тебя воспитала не мать Галахада, леди, – улыбнулся я. – Она его только так и кормила, и бедняга до сих пор не может куска проглотить, пока кто-нибудь не подудит в охотничий рог.
Она засмеялась и вдруг заметила брошь, которую я не снимал никогда. У нее перехватило дыхание, она покраснела, а я смутился. Но принцесса быстро взяла себя в руки.
– Я должна бы помнить тебя, лорд Дерфель?
– Нет, леди. Я был тогда очень молод.
– И ты сохранил брошь? – Кайнвин была изумлена, что кто-то так дорожит ее подарком.
– Я хранил ее, леди, даже когда потерял все.
Принцесса Хеллед вмешалась, спросив, что привело нас в Кар-Свос. Она наверняка это знала, но я спокойно ответил, что нас послали узнать, можно ли остановить войну.
– И? – напряглась принцесса, муж которой утром уже должен был выступить в поход.
– Печально, леди, – сказал я, – но, кажется, война неизбежна.
– Все это по вине Артура! – нахмурилась Хеллед, и тетки согласно закивали.
– Артур, как и ты, сожалеет, леди, – проговорил я.
– Тогда почему же он сражается с нами?
– Потому что поклялся сохранить трон Мордреду, леди.
– Но мой свекор никогда не лишит трона наследника Утера, – сердито сказала Хеллед.
– Нынче утром лорд Дерфель чуть головы не лишился за подобные разговоры, – подзадорила Кайнвин.
– Лорда Дерфеля любят его боги, – заметил Галахад, оторвавшись от игры с ребенком.
– Но не твои, лорд принц? – резко спросила Хеллед.
– Мой Бог любит всех, леди.
– Ты хочешь сказать, что он неразборчив? – засмеялась она.
Мы ели гуся, цыпленка, зайца, оленину. Нам подавали вино, которое, должно быть, долго выдерживали, прежде чем привезти в Британию. После еды мы переместились на мягкие кушетки с подушками. Арфистка тронула струны. Мне было непривычно и неудобно сидеть на низенькой дамской штучке, но рядом была Кайнвин, и это делало меня счастливым. Поначалу я застыл с прямой спиной, но вскоре расслабился и оперся на локоть, склонившись к моей прекрасной собеседнице. Мы тихо разговаривали. Я поздравил ее с помолвкой.
– Мой лорд Гундлеус, – тихо сказала она, – потребовал моей руки как плату за присоединение к нашим армиям.
– Тогда его армия, леди, – сказал я, – самая ценная в Британии.
Она не улыбнулась моему лестному замечанию и тихо спросила:
– Это правда, что он убил Норвенну?
От неожиданности я растерялся.
– А сам он что говорит? – ушел я от прямого ответа.
– Он говорит, – голос ее упал до еле слышного шепота, – что на его людей напали и в этой суматохе ее случайно убили.
Я украдкой оглядел комнату. Тетки пристально смотрели на нас, но Хеллед, казалось, не обращала внимания на то, что мы уединились. Арфистка перебирала струны. Галахад, обнимая своего нового дружка Предделя, слушал музыку.
– Я был на Торе в тот день, леди, – сказал я, снова поворачиваясь к Кайнвин.
– Ну? – выдохнула она.
Я решился:
– Норвенна опустилась на колени, приветствуя его, и он пронзил ее горло своим мечом. Я видел, как это произошло.
Лицо Кайнвин на мгновение окаменело. В отсветах тростниковых светильников ее бледная кожа розовела, а легкие тени придавали жесткость мягким чертам лица. Она тихо вздохнула.
– Я боялась услышать эту правду, – сказала она, отводя взгляд, потом резко повернулась ко мне. – Мой отец говорит, что эта война затеяна в защиту моей чести.
– Для него, леди, это так, но Артур, я знаю, сожалеет о той боли, которую он тебе причинил.
Кайнвин слегка поморщилась. Предательство Артура резко и печально изменило ее жизнь, когда он сам теперь купался в семейном счастье.
– Ты понимаешь его? – помолчав, спросила она.
– Тогда я не понимал его, леди, думал, что он просто глуп.
– А теперь?
Она не отрывала от меня своих больших голубых глаз.
Несколько секунд я размышлял.
– Мне кажется, Артур впервые в жизни был обуян безумием.