– Если бы я не любила тебя так сильно, брат Дерфель, то давно снесла бы тебе голову, а тело скормила собакам. – Она закусила губку. Игрейна сегодня была очень привлекательной в своем сером плаще, отороченном мехом выдры. Она все еще не беременна, выходит, не помогло зелье из мочи младенца. Или Брохваэль все время проводит с Нвилл? – В семье моего мужа часто толкуют о каком-то скандале, связанном с нашей двоюродной бабкой Кайнвин. Но что все же произошло?
– Не знаю человека, который бы так мало был окружен скандалами, как Кайнвин, – сурово сказал я.
– Но Кайнвин так никогда и не вышла замуж, – заметила Игрейна.
Я натянул рукав на обрубок руки, очень чувствительный к холоду.
– История Кайнвин слишком длинна, – уклончиво ответил я и наотрез отказался говорить о ней сейчас, несмотря на приставания Игрейны.
– Хорошо, а Мерлин нашел Котел? – перевела разговор моя королева.
– И до этого дойдем в свое время, – заупрямился я.
Она воздела руки к потолку:
– Ты приводишь меня в ярость, Дерфель. Если бы я вела себя как настоящая королева, мне должно было бы взять твою жизнь.
– Если бы я не был древним и хилым монахом, леди, то отдал бы ее тебе с радостью.
Она расхохоталась и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Листья на маленьких дубках, посаженных братом Маэльгвином, слишком рано пожухли, а леса в низине были полны ягод. Это предвещало суровую зиму. Саграмор как-то рассказал мне, что есть места, куда никогда не приходит зима. Очередная его выдумка вроде существования каких-то кроликов. Раньше я считал, что в раю тепло, но святой Сэнсам утверждает, будто рай должен быть холодным, потому что ад горячий. Наверное, он прав. У меня уже не осталось никаких надежд и желаний. Игрейна вдруг повернулась ко мне.
– Никто и никогда не устраивал мне шалаш для Лугназада, – тоскливо проговорила она.
– Но у тебя он есть каждый год! – возразил я.
– Его делают рабы по принуждению. Я говорю о шалаше, сплетенном руками любимого из ивы и украшенном скромными цветами наперстянки. Мерлин сердился, что ты с Нимуэ занимался любовью?
– Он не был ревнивым. Не то что остальные. Артур или я. Но к концу жизни понимаешь, что это не так уж важно. Мы стареем, а молодые смотрят на нас и не могут вообразить, что мы способны были целые королевства кинуть к ногам возлюбленной, словно кольцо любви.
Игрейна озорно сверкнула глазами:
– Горфиддид называл Гвиневеру шлюхой. Она и была ею?
– Ты никогда не должна произносить таких слов.
– Хорошо, не стану оскорблять твой невинный слух. Была ли Гвиневера той, кем называл ее Горфиддид?
– Нет, – твердо сказал я.
– Но она была верна Артуру?
– Узнаешь, – насупился я.
Она показала мне язык.
– Ланселот стал митраистом? – зашла она с другого боку.
– Погоди, и узнаешь, – не сдавался я.
– Я ненавижу тебя!
– А я твой самый верный слуга, прекрасная леди, – сказал я, – но твой слуга устал, а чернила замерзли. Обещаю тебе написать продолжение истории.
– Если Сэнсам позволит, – хмыкнула Игрейна.
– Позволит, – уверенно ответил я.
Святой в последнее время увлечен послушником, которого сделал священником и нарек святым. Святой Тудвал, как мы теперь должны его называть, пытается научиться читать. Боюсь, он сможет тогда разобраться в моих писаниях, если, конечно, сумеет одолеть грамоту. А пока, во имя Господа и потакая нетерпеливому любопытству возлюбленной королевы Игрейны, я продолжу историю Артура, моего дорогого лорда, моего друга, моего военачальника.
На следующий день мы с Галахадом оказались нежеланными гостями Горфиддида. Пока друид Иорвет, желая умилостивить богов, разбрасывал семена одуванчика, воины короля убили быка, потом привязали трех пленников к шестам и задушили их. Четвертого предсказатели закололи копьем и долго плясали вокруг мертвых тел, а короли, принцы и вожди опускали наконечники своих копий в кровь, слизывали ее и размазывали по щекам. Галахад крестился, а я думал о Кайнвин. Она не явилась на церемонию. Впрочем, здесь не было ни одной женщины. Авгуры, толковал мне Галахад, видят добрые предзнаменования для Горфиддида, но мне было все равно. Я вспоминал блаженное, серебристо-легкое касание пальчика Кайнвин.
Нам привели лошадей, принесли наше оружие и щиты, и сам Горфиддид проводил нас до ворот Кар-Своса. Пришел и его сын Кунеглас.
– Передайте любовнику шлюхи, – рявкнул Горфиддид, – что войны можно избежать только одним способом. Пусть Артур предстанет в Лугг-Вейле перед моим судом, и я вынесу приговор, который смоет пятно с чести моей дочери.
– Я передам ему, лорд король, – ответил Галахад.
– У Артура все еще нет бороды? – с оскорбительной ухмылкой спросил Горфиддид.
– Да, лорд король, – спокойно сказал Галахад.
– Раз я не смогу сплести поводок пленника из его бороды, скажи, чтобы он отрезал рыжие волосы своей шлюхи и сам сплел себе поводок.
Кунеглас был явно смущен грубостью отца, но молчал.
– Скажи ему это, Галахад Беноикский, – продолжал Горфиддид, – и обещай, что, если он выполнит мои условия, я позволю его обритой шлюхе свободно покинуть Британию.
– Принцесса Гвиневера будет свободна, – эхом повторил Галахад.