Король зимы

Позже, гораздо позже, оглядываясь назад, мы называли те времена дурными, но редко возвращались в разговорах к тем давним дням. Артур терпеть не мог, чтобы ему напоминали о том отрезке его жизни, когда бешеная страсть к Гвиневере повергла Думнонию в хаос. Его помолвка с Кайнвин была похожа на брошь, скрепляющую сплетенное из паутины платье. Стоило убрать брошь, как все это хрупкое одеяние расползалось. Артур обвинял во всем себя и не любил говорить о тех ужасных годах.

Тевдрик поначалу отказывался воевать на той или другой стороне. Он обвинял Артура в нарушении мира и потому позволил Горфиддиду и Гундлеусу провести свои военные отряды в Думнонию через Гвент. Саксы напирали с востока, ирландцы совершали набеги от берегов Западного моря, и, будто мало нам было этих врагов, восстал принц Кадви из Иски. Тевдрик пытался не вмешиваться, но, когда саксы Эллы подступили к его границам, думнонийцы оказались единственными друзьями, которых он мог призвать на помощь. И в конце концов он тоже был втянут в войну на стороне Артура, но к тому времени копьеносцы Повиса и Силурии уже успели воспользоваться дорогами его страны и заняли высокие холмы к северу от Инис-Видрина, а когда Тевдрик стал союзником Думнонии, они захватили и Глевум.

За эти годы я возмужал и уже потерял счет убитым мною и воинским кольцам, которые я выковал из их мечей. Я получил прозвище Кадарн, что означает «крепкий». Дерфель Кадарн, неудержимый в битве с разящим, как молния, мечом. Артур предлагал мне даже стать одним из его всадников, но я предпочитал твердо стоять на земле и оставался копьеносцем. Я внимательно наблюдал за Артуром и начал понимать, почему он слыл таким великим воином. Главным в нем была вовсе не храбрость, хотя в смелости ему не откажешь, но непревзойденное умение перехитрить врага. Наши армии были ужасно неуклюжими, медленными на марше и неповоротливыми при всяком изменении маршрута. Но Артур сбил небольшой отряд настоящих мужчин, которые научились быстро двигаться и легко перестраиваться. Эти воины, одни пешие, другие конные, вдруг возникали в тылу вражеских армий и нападали, когда их ждали меньше всего. Мы любили атаковать на рассвете, когда противник еще не успевал опомниться после сна или ночной попойки. Особенно нам нравилось одурачивать врага, делая вид, что отступаем, а потом ударить по незащищенному флангу. Спустя год, когда нам удалось в конце концов вытеснить армии Горфиддида и Гундлеуса из Глевума и северной части Думнонии, Артур сделал меня капитаном, и теперь уже я сам раздавал захваченное золото своим сподвижникам. А через два года мне предложили совершить обряд посвящения в воинское братство. Но пришло это предложение от Лигессака, командира охраны Норвенны, того самого предателя. Он заговорил со мной о братстве в храме Митры, где жизнь его была под защитой алтаря, и посулил мне богатство, если я, как и он, стану служить Гундлеусу. Я отказался. Благодарение Господу, я всегда оставался верен Артуру.

Верным был и Саграмор. И его предложение начать служение Митре я принял. Митра – бог, которого римляне принесли на своих знаменах в Британию, и он прижился в наших краях. Митра был богом – покровителем воинов, и потому на мистерии, празднества в его честь, женщин не пускали. Мое посвящение происходило поздней зимой, когда у солдат наступает свободная пора. Все должно было свершиться среди холмов. А до этого Саграмор повел меня в ущелье, такое глубокое, что даже в разгар дня лучи солнца сюда не проникали, а под ногами хрустела схваченная утренним инеем трава. Мы остановились у входа в пещеру, где Саграмор велел мне оставить оружие и раздеться донага. Я стоял, дрожа, пока нумидиец завязывал мне глаза плотным лоскутом и наставлял беспрекословно подчиняться каждому приказу, ибо, стоит хоть раз ослушаться или заговорить, меня тут же отправят назад, к выходу из пещеры, и отошлют отсюда.