Никогда раньше я не видел настоящей библиотеки, и король Бан с интересом наблюдал за мной, явно довольный моей восторженной растерянностью. Я просто раскрыл рот от удивления. Вдоль стен одна на другой, словно ячейки в открытых сотах, стояли коробки с торчащими из них перевязанными лентами свитками. Тут были сотни таких ячеек, и на каждой болтался ярлычок с аккуратно сделанной чернилами надписью.
– На каких языках ты говоришь, Дерфель? – спросил Бан.
– На языке саксов, лорд, и на языке бриттов.
– Ах! – Он был явно разочарован. – Только на этих грубых языках? У меня есть люди, говорящие на латыни, греческом, британском, конечно, но даже и на арабском. А отец Кельвин знает в десять раз больше языков. Разве не так, Кельвин?
Король обращался к оказавшемуся в библиотеке белобородому священнику с уродливым горбом, который не скрывала и просторная монашеская мантия с откинутым капюшоном. Священник, его звали Кельвином, в подтверждение лишь поднял худую руку, но ни на секунду не оторвал взгляда от лежавших перед ним на столе свитков. В первое мгновение мне показалось, что капюшон его черного одеяния оторочен серым мехом, но, приглядевшись, обнаружил, что это кошка, – она подняла голову, поглядела на меня прищуренным зеленым глазом и снова задремала. Король Бан не обратил никакого внимания на непочтительный жест священника и потащил меня вдоль полок с коробками, возбужденно рассказывая о собранных сокровищах.
– Здесь хранится то, что оставили римляне, – гордо говорил он, – кое-что додумались прислать мне друзья. Некоторые из манускриптов слишком древние, лишний раз к ним и прикоснуться нельзя, поэтому мы их переписываем. Посмотрим, что это? А, да, одна из двенадцати пьес Аристофана. Разумеется, у меня есть все. Эта называется «Вавилоняне». Комедия, написанная на греческом, молодой человек.
– И вовсе не смешная, – откликнулся Кельвин, не поднимая головы.
– Но ужасно забавная, – сказал король Бан, снова не заметив своеволия своего библиотекаря, к которому, очевидно, давно привык. – Может быть, мы, филиды, должны построить театр и поставить эту пьесу? – задумчиво спросил он, словно обращаясь к самому себе. – А, вот это тебе понравится! «Поэтическое искусство» Горация. Я сам переписал.
– Неудивительно, что в рукописи ничего не разберешь, – вставил священник.
– Я заставил всех филидов изучить постулаты Горация, – похвастал король.
– Вот почему они такие отвратительные поэты, – буркнул священник.
– Ах, Тертуллиан! – Король вытащил из коробки свиток и сдул с него пыль. – Копия его «Защиты от язычников»!
– Все вздор! – проворчал Кельвин. – Пустая трата драгоценных чернил.
– Само красноречие! – восторженно воскликнул король Бан. – Я не христианин, Дерфель, но некоторые христианские писания содержат достойную мораль.
– Не замечал, – хмыкнул священник.
– А эту работу ты должен знать, – проговорил король, вытаскивая еще одну рукопись. – «Наедине с собой» Марка Аврелия. Бесподобный путеводитель, мой дорогой Дерфель, по жизни для каждого человека.
– Чепуха на дурном греческом, написанная скучным римлянином, – не преминул вмешаться священник.
– Величайшая из написанных книг, – мечтательно проговорил король, бережно возвращая свиток Марка Аврелия на место и вытаскивая следующую рукопись. – А это редчайшая вещь. Великий трактат Аристарха из Самоса. Уверен, ты его знаешь.
– Нет, лорд, – признался я.
– Наверное, его трактат не входит в читательский список каждого, – печально вздохнул король, – но в нем есть много привлекательного. Аристарх утверждает, и не в шутку, что Земля вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. – Король даже изобразил это глупое изречение, прочертив в воздухе длинными руками большой круг. – Понимаешь, все наоборот?
– По мне, так вполне разумно, – заметил Кельвин, все еще не отрывая глаз от своей работы.
– А, Силий Италик! – Король метнулся к целой горе пчелиных сот, заполненных свитками. – Бесценный Силий Италик! У меня все восемнадцать томов его истории Второй Пунической войны. И все, разумеется, в стихах. Какое сокровище!
– Вторая паническая война, – хихикнул священник.
– Вот такая у меня библиотека, – со скромной гордостью сказал Бан, выходя вместе со мной из комнаты. – Слава Инис-Требсу и его поэтам! Простите, что потревожили вас, отец.
– Может кузнечик потревожить верблюда? – огрызнулся отец Кельвин нам вслед.
Дверь захлопнулась, и я последовал за королем мимо гологрудой арфистки обратно, туда, где ждал нас Блайддиг.
– Отец Кельвин производит изыскания о размахе крыльев ангелов, – гордо провозгласил Бан. – Может, у него стоит спросить о невидимости? Кажется, он знает все. Но теперь-то ты понимаешь, Дерфель, почему так важно, чтобы Инис-Требс не пал? На этом маленьком острове, дорогой мой товарищ, собрана мудрость всего мира. Спасенная от гибели, она здесь под надежной опекой. Интересно, а что такое верблюд? Ты знаешь, что за штука верблюд, Блайддиг?
– Какая-то разновидность угля, лорд. Кузнецы используют его при изготовлении стали.