Королева Аттолии

– Неожиданных – никаких, – доложил Эвгенидес.

К аттолийской королеве обратился камергер:

– Ваше величество, к сожалению, мы не можем предложить вам отдых после, полагаю, чрезвычайно утомительного путешествия, однако мы должны добраться до главного ущелья с максимально возможной быстротой. Можем предоставить вам лошадь. Вы умеете ездить верхом?

– Умею, – ответила Аттолия, решив, что лучше сесть в седло добровольно, чем ждать, пока ее усадят силой и привяжут.

Камергер прокашлялся.

– Ваше величество, разрешите предложить вам сухой плащ.

– Разрешаю. Предлагайте, – отозвалась королева.

Он опустил глаза на ее ноги.

– Сухая обувь у нас тоже есть. Прошу прощения. – Он вежливо откланялся, отошел и вернулся с плащом и мягкими кожаными сапожками. Опустился на колено, снял с нее туфли и надел теплые сапоги. Они пришлись впору, и королева с наслаждением пошевелила замерзшими пальцами.

Ей подвели лошадь и помогли сесть верхом. Эвгенидес стоял неподалеку и смотрел. Аттолия не удостоила его даже взглядом. Села верхом и уехала не обернувшись.

Отряд поднялся на прибрежные холмы и свернул на узкую тропу. Целый день она провела в седле под нависшими тучами. Ландшафт этих холмов был разнообразнее, чем со стороны суши, где Гефестийские горы спускались к реке Сеперкии отвесным обрывом. Тропа то поднималась по пологим склонам, то уходила вниз. Ближе к ночи они выехали на склон, уходивший к Аттолии, и отыскали лагерь, разбитый на террасе. Тот был пуст, если не считать гонца, оставленного, чтобы сообщить, что Ксенофон благополучно и без помех отступил от Эфраты.

* * *

Аттолию трясло от изнеможения. Чтобы спуститься с лошади, пришлось принять помощь одного из солдат. Тот был пожилой, в мундире, но без офицерских нашивок на воротнике. Находясь рядом с королевой, он, кажется, не испытывал особого благоговения. Может, у себя на родине служил при королевском дворе. В нем было что-то знакомое. Возможно, она встречала его на каком-нибудь торжественном мероприятии в Эддисе или в ее собственном дворце в Аттолии. Она соскользнула с лошади, и его руки плотно обхватили ее за талию, сжались крепче. На миг ее охватил необъяснимый страх – она, пойманная им, повисла в воздухе, не касаясь ногами земли. Его глаза были суровы. Она всмотрелась в него, и он отвел взгляд, потом осторожно опустил ее наземь.

Она отвернулась от него, спросила подошедшего министра:

– Что будет, когда мы приедем в Эддис?

– Будут переговоры, ваше величество. Полагаю.

– О приданом? – выгнула бровь королева.

– Думаю, да, ваше величество. Камергер ее величества проводит вас в вашу палатку.

Министр откланялся. Пожилой солдат тоже исчез.

Ей отвели самый большой шатер. Камергер подвел ее ко входу, остановился рядом и поклонился. В вопросах вежливости перед плененной королевой он был щепетилен до мелочей, и ей подумалось: уж лучше бы ее облили презрением, чем окутывали таким вниманием. Весь день она не видела Эвгенидеса.

Королеву разместили с удобством: шатер внутри был застелен коврами, на низенькой спальной кушетке лежали подушки. Ее оставили одну. Снаружи дежурил гвардеец. Королева удивленно окинула взглядом пустой шатер. А чего она ждала, подумалось ей. Светское общество? Гостей, чтобы в их присутствии съесть холодный ужин, стоявший на крохотном столике? Она присела на кушетку и принялась за еду. Потом, падая с ног от усталости, все же встала и подошла к выходу из шатра. Откинула край полога и выглянула. Гвардеец настороженно обернулся. Юноша, видимо, не привык бывать среди королевских особ.

– Я хочу поговорить с Эвгенидесом, – сказала она самым величественным тоном.

Часовой вызвался отнести послание вору.

– Лучше отведи меня к нему, – приказала Аттолия. – Так будет быстрее. К тому же я устала и, поговорив с ним, хочу отдохнуть.

Солдат заколебался, бросил взгляд на освещенный шатер рядом с королевским. Аттолия шагнула туда. Пусть часовой, если посмеет, попробует остановить ее силой. Он, смирившись с неизбежностью, обогнал ее и пошел впереди. Полог шатра был открыт. Приблизившись, Аттолия через плечо часового заглянула внутрь. Шатер освещался теплым светом лампы, висевшей на центральном шесте.

На невысокой табуретке сидел Эвгенидес. Над ним склонился плотный человек в зеленой тунике лекаря. Он отстегивал манжету с руки вора. Эвгенидес сидел закрыв глаза. Когда манжету сняли, он содрогнулся всем телом и уронил голову на плечо лекаря.

Аттолия замерла. Ей вспомнилось, как накануне ночью она подумала: Эвгенидес слишком молод, разве у него могут болеть кости.

– Эвгенидес! – Часовой назвал его по имени, но имя это было также титулом.

– Что? – Юноша вскинул голову и открыл глаза. Увидев в дверях королеву, застыл на миг, побледнел, потом резко отвернулся, схватил полотенце и обернул им голую культю. Встал, шагнул к дверям, прижимая руку к груди, и с его лица и из голоса исчезло всякое выражение. – Чем могу служить, ваше величество? – вежливо спросил он.

– Что случилось с войском Пилоксидеса?