— Поспать подольше, как же! Эта девица вообще не спит. Она проснулась еще затемно и сразу убежала.
— Да вы что? Куда в такую рань?
— На Куин-стрит. Хочет «поймать утренний свет», как она выразилась.
Мэтью так и замер с недожеванным куском бекона во рту:
— А зачем ей ловить свет?
— Такое у нее увлечение, — ответил Григсби, наливая себе чаю из чайника. — Я тебе не рассказывал? Что она мечтает рисовать? Вернее, уже рисует, но мечтает на этом еще и зарабатывать. — Григсби сел напротив Мэтью. — Ну, как тебе завтрак?
— Очень вкусно, спасибо. И благодарю вас за гостеприимство. — Мэтью наконец дожевал бекон. — Вы вроде говорили, что она хочет быть учителем, а не художником.
— Да, таков план. На следующей неделе она идет беседовать с директором Брауном. Но ей всегда нравилось рисовать, с самого раннего детства. Помню, однажды ее крепко выпороли за то, что она размалевала красками домашнюю собачку.
— Почему-то я не удивлен.
Григсби улыбнулся его тону, а потом нахмурился и спросил:
— Ты разве не должен быть на работе? Понимаю, день вчера был тяжелый, но судью Пауэрса стоило хотя бы предупредить…
— Я у него больше не работаю, — ответил Мэтью и тотчас об этом пожалел, потому что печатник сразу насторожился.
— Что случилось? — Он подался вперед. — Пауэрса уволили?
— Нет. Так и быть, расскажу вам по секрету: судья скоро покинет Нью-Йорк. Ему предложили работу получше, в Каролине. Будет трудиться вместе со своим братом на табачной плантации лорда Кента. — По тому, как вспыхнули глаза Григсби за стеклами очков, Мэтью понял: на свет рождается новая заметка для «Уховертки». — Послушайте, Марми, это не для печати. Я серьезно. — (Если номер «Уховертки» попал в Уэстервикский сумасшедший дом, то и в руки профессора Фелла может попасть.) — Вы должны твердо себе уяснить: эта информация строго конфиденциальна.
— Почему же? — Григсби сверлил Мэтью внимательным взглядом. При этом он потянулся к миске с нечищенными лесными орехами и взял оттуда один.
— Просто конфиденциальна — и все. Прошу вас воздержаться от публикаций на эту тему.
— Воздержаться, хм. — Григсби поморщился. — Сильное словцо — особенно для человека моей профессии, не находите? — Рука с орехом взлетела вверх, ко лбу, и тут же грянул пистолетный выстрел: скорлупа разлетелась на куски, при этом лоб Григсби совершенно не пострадал. — Войди в мое положение: Масочник притих и никого не убивает, а мне где-то нужно брать новости. — Он перестал жевать орех, громко хлебнул чаю и бросил на Мэтью многозначительный взгляд поверх чашки. — Что ты думаешь о Берри? Только честно.
— Ничего не думаю.
— Не верю. — Григсби достал из миски второй орех. — Она тебя вчера против шерсти погладила, а?
Мэтью пожал плечами.
— Да-да, и не отрицай. Она это умеет. Говорит все, что в голову взбредет. И этот вздор про злой рок… Уж не знаю, верит она в это или нет, но, сдается мне, ты прав.
Хрусть! — и орех раскололся.
— Насчет чего?
Мэтью принялся сосредоточенно доедать яйца. Господи, как Григсби это делает? И ведь ни единой отметины на лбу не остается! Череп у него не иначе как из чугуна сделан, а покрыт, видимо, дубленой кожей.
— Насчет того, что она нарочно создает у себя над головой эту черную тучу, чтобы под ней прятаться. Видишь ли, Берри весьма своевольна и ни с кем не хочет делить свою свободу. Тем более — с мужем. Она ведь собиралась замуж за того несчастного, который пошел красными пятнами. Кроме того, она боится душевных страданий. По-моему, это вполне веская причина, чтобы прятаться от мира, не находишь?
— Пожалуй, — кивнул Мэтью.
— А у тебя, — жуя орех, сказал Григсби, — есть одна пренеприятнейшая особенность. Ты делаешь вид, будто ничего вокруг себя не замечаешь, — а в действительности ничто от тебя не укроется. Знал бы ты, как это раздражает!
— Правда? Что ж, прошу прощения.
— В общем, я тоже не хочу Берри зла, — продолжал Григсби. — Ты меня понимаешь. Берри близко не кокетка, и плевать она хотела на моду, французские прически, новые танцы — словом, на все, что нынче занимает умы ее сверстниц.
— Незамужних, по крайней мере, — заметил Мэтью.
— Да, кстати, это меня тоже беспокоит. — Третий орех постигла участь предыдущих: его достали из миски, разбили об лоб и съели. — Молодым людям Нью-Йорка доверять нельзя. Что эти непотребники субботними вечерами вытворяют с девицами — волосы дыбом! У меня таких историй в изобилии…
— Полагаю, вас держит в курсе вдова Шервин?
— Да, и не она одна. Эти юноши подобны ненасытным волкам: сожрут невинную душу и не подавятся! Здесь, наверное, что-то в воде.
— Слова любящего деда. — Мэтью поднял чашку, словно бокал вина.
Григсби откинулся на спинку стула, сдвинул очки на лоб и потер переносицу.