Королева Бедлама

— Пока не поймала, — сказала Берри.

— Не поймали чего?

— Атмосферу этого места. Энергию.

— Энергию?

— Силы природы. Вот, смотрите, это законченная работа.

Она приподняла верхний лист. Под ним обнаружился другой пейзаж, те же самые холмистые пастбища, но в таких цветах, что у Мэтью едва кровь не пошла из глаз: изумрудно-зеленый, бледно-зеленый, ослепительно-желтый, огненные оранжевый и красный. Словом, кузнечный горн изнутри, а не пасторальная сцена. Враждебный акт против матери-природы. Мэтью еще раз взглянул на противоположный берег — убедиться, что ему не померещилось и он видит ту же самую картину, что и Берри. Судя по всему, видели они по-разному… Интересно, что сказал бы добрый, запуганный сказками о ведьмах народ Фаунт-Ройала, увидев сей пейзаж и саму художницу? К счастью, дурной вкус пока не считался признаком одержимости дьяволом — иначе Берри уже давно повесили бы на ее же синих чулках. Постеснялась бы показывать людям такую мазню, подумал Мэтью, но язык на всякий случай прикусил.

— Это просто эскиз, конечно. Я напишу пейзаж маслом, когда закончу с эскизами.

— Простите, — не удержался Мэтью, — но я не вижу на том берегу ничего красного и оранжевого. А! Вы, наверное, хотели изобразить свет восходящего солнца?

Берри уронила верхний лист, спрятав под ним первый эскиз — будто давая понять, что Мэтью не способен постичь ее художественного замысла, — и вернулась к работе.

— Я пытаюсь изобразить не то, что видно глазу, мистер Корбетт, — с некоторой прохладцей проговорила она. — Я хочу передать сущность этих мест. Разумеется, тут нет ни красного, ни оранжевого. Эти оттенки олицетворяют в моем понимании созидательный огонь земли. А вы видите лишь пастбище.

— Да. Именно это я и вижу — пастбище. Я что-то упускаю?

— Самую малость — стихию, что обретается под зелеными полями. Сердце земли, пышущее жаром жизни, похожее на… не знаю, допустим, на огонь в печке или в…

— Кузнечном горне? — предложил Мэтью.

— Да! — воскликнула с улыбкой Берри. — Вот теперь вы все поняли.

Ему подумалось, что не стоит девушке разглагольствовать прилюдно о пышущем жаром сердце Земли, если она не хочет в смоле и перьях отправиться прямиком в Бедлам. Однако приличия не позволили ему сказать такое вслух.

— Полагаю, это какие-то современные лондонские веянья? — спросил он.

— О нет! Там нынче пишут одну серую хмарь. Такое чувство, что лондонские художники омывают кисти собственными слезами. А портреты, боже мой! Почему люди хотят войти в историю эдакими тугозадыми индюками?! Дамы особенно!

Мэтью опешил от столь возмутительных слов.

— Что ж, — произнес он, с трудом приходя в себя, — быть может, потому, что они и есть тугозадые индюки?

Берри подняла голову и на сей раз подставила лицо солнцу. В ее голубых глазах, чистых, как бриллианты (и, вероятно, столь же легко рассекающих все живое на своем пути), загорелся неподдельный интерес, но она почти сразу вернулась к рисованию.

Мэтью кашлянул:

— Можно узнать, почему вы выбрали именно этот пирс? Он вот-вот развалится на части!

— В самом деле, — кивнула Берри. — И потому я решила, что в городе не найдется дураков, которым взбредет в голову подойти сюда и оторвать меня от работы.

— Виноват, простите за беспокойство. — Он отвесил легкий поклон. — Немедленно оставлю вас наедине с горном.

Мэтью уже развернулся и хотел покинуть хлипкое сооружение, когда Берри очень спокойным и непринужденным тоном произнесла:

— А я ведь знаю, о чем вас просит дедушка. Нет-нет, он не в курсе, что я в курсе, потому как недооценивает мою… скажем, интуицию. Он попросил вас за мной присматривать, верно? Не спускать с меня глаз — как бы чего не натворила?

— Он выразился несколько иначе.

— Да? И как же? — Берри отложила карандаш и сосредоточила все внимание на Мэтью.

— Он просит познакомить вас с городом, помочь вам освоиться. — Его начинала раздражать ее коварная улыбочка. — Нью-Йорк, конечно, не Лондон, однако и здесь есть свои подводные камни. Ваш дед не хочет, чтобы вы на них напоролись.

— Понятно. — Берри кивнула и склонила голову набок. Солнце вспыхнуло на ее рыжих волосах, упавших на плечо. — Знайте же, мистер Корбетт, что вам морочат голову. Перед моим отъездом из Англии отец получил письмо от дедушки: мол, не волнуйся, я найду ей мужа и все устрою наилучшим образом. В настоящий момент он всерьез рассматривает вашу кандидатуру на роль жениха.

Мэтью широко улыбнулся, настолько нелепыми показались ему последние слова. Впрочем, когда он увидел серьезное лицо Берри, улыбка его померкла.

— Это же смешно!

— Я рада, что хоть в этом мы с вами единодушны.

— Женитьба не входила в мои планы на ближайшее будущее.

— В мои тоже. Мне нужно сперва начать зарабатывать на искусстве.

Умрет в нищете и старой девой, обреченно подумал Мэтью.

— Разве вы не собираетесь стать учительницей?

— Собираюсь. Я имею к этому способности и люблю детей. Но мое истинное призвание — это искусство.

Не просто призвание, а оглушительный полуночный йодль, подумал Мэтью (стараясь, впрочем, сохранять внешнюю невозмутимость).