Королева Бедлама

Тут его речь была прервана более чем безотлагательными криками и воплями с улицы. Даже Мэтью понимал, что мальчики, которым не терпится пролить чью-нибудь кровь, так не кричат. В голосах явственно слышалась паника: они звучали все выше и выше, подобно ястребам, взмывающим в небо прочь от ненавистной земли.

— Что такое? — спросил Капелл графа Дальгрена, но в ответ услышал не слова, а пистолетный выстрел.

— Сэр! Сэр! — На пороге возник Лоуренс Эванс. — Кто-то проник в имение! — Голос его был тонок, пронзителен и полон страха. — Там всадники!

Капелл содрогнулся и в мгновение ока побледнел, словно лицо его сковало льдом.

— Мистер Капелл! — провизжал Эванс, и тут с улицы через открытую дверь прилетел цокот копыт, встревоженные крики и второй пистолетный выстрел, от которого хозяин дома весь затрясся на месте, словно крошечный его мирок внезапно разрушила одна из комет Инкриза Мэзера.

Капелл развернулся, точно природная стихия, и, схватив Дальгрена за бежевый сюртук, отшвырнул его с дороги. Однако в последний миг он взглянул на Мэтью и оскалился, в уголках губ его поблескивала слюна: да, под маской джентльмена всегда таился бешеный пес. Он скомандовал Дальгрену:

— Изрубить его на куски.

И с этими словами выбежал вон из столовой, а Дальгрен быстро, точно ртуть, перетек к камину и схватил со стены одну из шпаг.

Мэтью покосился на двери, что вели на террасу и в сад. Они были закрыты тяжелыми портьерами винного цвета. Если он провозится с этими портьерами дольше двух секунд, граф проткнет его шпагой прямо в столовой, а если успеет выбраться в сад, то умрет среди цветов.

Дальгрен наступал. Звуки сражения с улицы не производили на него ровно никакого впечатления: приказ получен — надо исполнять.

Мэтью понял, что мешкать нельзя. Он сделал выпад, метя подсвечником в грудь Дальгрена. Граф легко и непринужденно шагнул в сторону, схватил «копье» одной рукой и без труда выдрал его из рук противника, а другой рукой попытался вспороть ему живот.

Мэтью попятился. Дальгрен, с презрительной прусской гримасой отбросив подсвечник, последовал за ним. Мэтью вдруг обнаружил себя по другую сторону камина, где на стене тоже висели шпаги. Рука его машинально выбрала и сорвала со стены оружие, хотя разум подсказывал, что это глупо. Дальгрен тотчас принял боевую стойку: сделал корпус тонким, отвел свободную руку назад, как руль, слегка согнул и расставил ноги. Пальцы его плотно сомкнулись на рукояти — и большой, конечно, тоже лег на место. «А ведь всему этому меня пытался научить Грейтхаус», — мрачно подумал Мэтью.

Он знал, что шансы пережить следующую минуту у него мизерные — как у плевка на раскаленной сковородке, — а уж думать о нападении и вовсе нечего. Как только Дальгрен сообразит, что перед ним не достойный соперник, а лунный лучик, — все, можно заказывать надгробие и эпитафию.

Однако кто-то ведь проник в имение. Всадники, сказал Эванс. Сколько? Грянуло два выстрела, и началось светопреставление. Если это подмога, надо продержаться совсем чуть-чуть, не то спасать им будет некого.

Единственный выход — блефовать. Мэтью повторил позу Дальгрена. Куда смотрит этот гад? На его шпагу? Нет, в глаза. Ищет в них страх? Мэтью тоже уставился в глаза графу и увидел, как в них вспыхнула искра интереса. Обливаясь по́том, Мэтью ждал следующего удара и при этом осторожно сдвигался влево.

Дальгрен сделал выпад. Нет, финт. Мэтью сообразил слишком поздно: хотел парировать удар и потерял равновесие. Клинок с шипением бросился ему в лицо, точно гадюка. Мэтью отдернул голову и неловко попятился. Граф продолжал наступать, на лице его застыл зловещий оскал черепа.

Мэтью в панике метнул шпагу, будто копье, — конечно, это действие выдало в нем неопытного новичка. Дальгрен без труда отразил атаку. Шпага с грохотом упала на заставленный серебром стол. Мэтью тут же прыгнул в сторону и схватил со стены еще одну шпагу. К этому моменту Дальгрен почти добрался до него и хотел острием клинка проколоть ему горло. Мэтью растопырил и сильно согнул ноги в коленях — плевать на правила! — и кое-как отбил клинок. Рука Дальгрена со сверхъестественной скоростью вернулась, а острие шпаги — стальное продолжение руки — на сей раз устремилось Мэтью в грудь. Он неуклюже отпрянул: клинок пропорол ткань на правом предплечье и обагрился кровью. Боли Мэтью уже не чувствовал. Стиснув зубы, с гримасой ужаса на лице он сделал выпад, метя Дальгрену в лицо; в следующий миг его клинок разлетелся пополам, и та же участь едва не постигла запястье.

Мэтью схватил со стены третью шпагу и едва не остался без носа, когда поворачивался к графу. Еле успев поднырнуть вниз, Мэтью отшагнул в сторону, чтобы выкроить себе немного места для маневров.

Дальгрен неотступно шел следом.

Мэтью весь напрягся, нервы сдавали. Дальгрен сделал ложный выпад вправо, но Мэтью просто не успел на него отреагировать. Затем граф чуть сильнее согнул ноги в коленях — ага, новую атаку задумал! Мэтью попятился и врезался в стол.

Шпага Дальгрена медленно ходила туда-сюда, гипнотизируя противника.