Королева Бланка

— Догадываюсь, что это было не последнее выступление знати, подстрекаемой английским королём, — начала она. — Завоевания Филиппа Августа в начале столетия, увы, не были закреплены документально; позиции короны в связи с этим становятся довольно уязвимыми. Ах, нам бы ещё Шотландию в союзницы. Мой покойный супруг, как вам известно, к великому нашему сожалению, совершил глупость, отвернувшись от неё. Фактически он оставил её с глазу на глаз с англичанином.

Запнувшись на короткое время, словно собирая воедино разбежавшиеся вдруг мысли, королева продолжала. Все внимательно слушали, отмечая про себя её тонкий ум политика и стратега.

— Плантагенет упёрт; подобно барану, он не перестаёт бить рогами в закрытые ворота. Он не признает утрату своих владений, которую считает временной, поэтому продолжается всё та же война. Похоже, ей не будет конца. Когда-нибудь, лет через сто, англичане высадятся на континент со всеми своими силами, и это станет настоящим испытанием для Франции. Не год, не два — десятки лет будет литься кровь на дорогах, в деревнях, в городах нашего королевства, а случись — отомрёт династия Капетингов, не оставив наследников мужского пола, — что тогда?.. Нетрудно предугадать дальнейшее: один из потомков Генриха Второго предъявит свои права на трон французских королей, ссылаясь на родство с ними.

Но это в будущем. Что же сейчас? Англия, за период четырёхлетнего перемирия, кажется, оправилась от своих внутренних неурядиц. Да и Генрих Третий подрос, стал мужчиной. А ведь было время, — и пяти лет не прошло, — когда Англия оказалась без союзников, а тут ещё Лузиньян метил Плантагенету прямо в лоб у самых границ Аквитании, а у Гаскони Кастилия готовила удар в спину.

Мой муж не забыл своё поражение, а за ним поспешное бегство из Англии после смерти Безземельного. Едва умер отец, он немедленно выступил на англичан. Жажда славы, желание сравняться с отцом вели его в бой. Будь проклят Иоаннов щенок! Это он вынудил Людовика к выступлению, громогласно заявляя всё о том же: утрате англичанами их владений во Франции. А началось с Нормандии. Сколько сил положил мой свёкор Филипп, чтобы завоевать это герцогство, присоединить его к королевскому домену! Годы жизни ушли у него на борьбу за Нормандию с Генрихом Вторым, а потом с его сыновьями. И вот теперь отпрыск одного из них, последнего и самого гадкого, требует вернуть Англии завоевания Филиппа! Бессовестный, наглый вымогатель! Он воспользовался смертью отца. Он долго ждал этого часа, потомок Вильгельма Завоевателя, ещё один представитель проклятого рода безумцев. И дождался-таки, бросив вызов сыну великого собирателя земель под корону королей Французских.

Бланка, вся во власти воспоминаний и переживаний, уже не замечала, что говорит не для присутствующих, а скорее для себя самой. Тибо, стоя рядом, видел, как лихорадочно блестят её глаза, вздрагивают крылья носа, пальцы рук бессознательно царапают сукно на столе, и с каждой минутой она казалась ему всё прекрасней, а её рассуждениями он был восхищен.

— Я говорила… Я знала… — продолжала между тем Бланка. — Я посылала войска в Ла-Рошель, Руайан, Бордо! Они должны были отбросить присланные Генрихом полки и отобрать деньги для продолжения войны… — Она остановила взгляд на одном из прелатов. — Вы что-то хотели сказать, ваше преосвященство?

— Нельзя не оценить при этом позицию Святого престола, — подал голос епископ Парижа, не желавший умалять роли Церкви. — Папа стоял за мирные отношения между державами, сулящие спокойствие в христианском мире.

У Бланки презрительно дёрнулась верхняя губа.

— Папское окружение заботит только собственная безопасность и благополучие. Они посмели осудить моего мужа и приказывали ему заключить мир с Англией.

— Государыня, у Папы Гонория были на то, поверьте, веские причины. Святой престол не перестаёт заботиться о мире… — пробовал возразить прелат.

— Перестаньте, епископ! Разве не ясно, что понтифик боится силы французской державы? Ещё бы, ему прекрасно известно, что, кроме слабоумного отпрыска Изабеллы Ангулемской, никто не смеет противостоять Франции.

— Его святейшество всегда видел французское королевство в числе своих друзей, — поддержал коллегу епископ Бове Жиро де Вильер.

И тотчас встретил отпор:

— Этот друг нужен был ему для борьбы с еретиками. А теперь, следуя своей тактике не поддерживать сильнейшего, он видит во Франции своего врага!

— Повторяю, ваше величество, — снова заговорил парижский епископ, — Папа радеет о мире…

— А кому он выгоден, ответьте мне!

— Нашей державе, конечно. Ей необходимо подлечить раны…

— Он выгоден прежде всего Англии! — жгла его немигающим взглядом карих глаз Бланка. — И в то время как мы, выражаясь вашим языком, будем залечивать раны, к английским войскам подтянутся два крупных волка — граф Тулузский и герцог Бретонский.

— До недавнего времени Бретань была нашей союзницей, — скорее констатировал, нежели возразил на это Жиро де Вильер.