Королева и лекарь

– Значит, проблема в намерениях, – заключил Кель и положил руку на ствол, копируя позу Падрига – но не его льстивый тон. Умолять он не собирался. Однако вернуться ни с чем – после того, как они проделали такой долгий путь, – тоже не мог.

– Я Кель Джеру, – мрачно сказал он. – Раздвиньтесь к черту.

Ветви дерева перед ним тут же отделились от соседнего и устремились в небо, распрямляясь и вытягиваясь на глазах. Между двумя центральными стволами показался узкий просвет.

Джерик восторженно присвистнул:

– Вас даже деревья боятся, капитан!

– Кто ты, Целитель? – ахнул Падриг. – Ты… в тебе должна течь кровь Каарна!

– Я джеруанец, Ткач. И ты испытываешь мое терпение.

Остальные продолжали таращиться на Келя с раскрытыми ртами.

– Невероятно. Сделай так еще раз! – попросил Падриг.

Кель был так удивлен и заинтригован своим успехом, что не стал спорить. Приложив ладонь к другому дереву, он повторил просьбу – хотя на этот раз воздержался от ругательств.

– Я Кель Джеру. Нам нужно узнать судьбу людей в этой долине. Пожалуйста, расступитесь, чтобы мы могли пройти.

Земля задрожала, и мощеная дорога начала с треском раскалываться. Дерево, к которому обратился Кель, вытащило корни – гигантские, покрытые грязью щупальца – и отползло на обочину, так что в стене появился широкий проход.

– Твой отец был королем, капитан, но кем была твоя мать? – спросила Саша, явно изумленная не меньше Падрига.

– Моя мать была служанкой в отцовском замке. Она умерла в родах.

– И откуда она была? – тут же встрял Падриг – надоедливый, как и всегда.

– Ниоткуда. Я не знаю о ней ничего, кроме имени.

– И как ее звали? – продолжал допытываться Падриг.

Кель с раздражением взглянул на Ткача. Тот знал чересчур много и полагал, будто имеет право знать еще больше.

– Ее имя – не твое дело.

– Ты уверен, что она была не из Каарна?

– Я знаю только то, что мне сказали, – рявкнул Кель, у которого заканчивалось терпение.

Деревья расступились, но их корни оставили в дороге огромные вмятины. Кель обернулся к солдатам, которые внимательно следили за его перепалкой с Ткачом.

– Путь открыт, но телеги здесь не проедут. Нужно заполнить ямы и вернуть камни на места, – распорядился он, торопясь увести тему от своей матери и ее родословной.

Некто Джеда выступил вперед и коснулся его плеча. Он вызвался в экспедицию в качестве Одаренного, но Кель до сих пор не имел возможности наблюдать его таланты – за исключением ловли цыплят вместе с Айзеком.

– Позвольте мне помочь, капитан, – предложил он.

Джеда сделал движение пальцами, будто зачерпнул в пригоршню воздух, и рассыпанная по дороге земля немедленно вернулась на место.

– Я не могу приказывать камням, – произнес он извиняющимся тоном. – Но ямы заполнил.

– Хорошая работа, Земледержец, – с удивлением ответил Кель. – Такого дара я прежде не видел.

– Он не считается особенно ценным, – пожал плечами Джеда.

– В королевстве садоводов его оценят по достоинству, – откликнулась Саша. – Ты потомок Рассказчицы. Не приказывай камням, а попроси землю их передвинуть.

Джеда взглянул на нее с явным сомнением, однако все же зачерпнул воздух ладонью и, сведя брови к переносице, уставился на один из булыжников. Тот задрожал и перевернулся, и Джеда расплылся в торжествующей улыбке.

– Продолжай упражняться, – усмехнулся Кель и пошел таскать камни. Время на тренировки у Джеды будет и позже, а сейчас им нужно выровнять дорогу, чтобы по ней смогли пройти телеги.

Едва отряд миновал зеленый коридор, земля застонала, ветви потянулись друг к другу, и стена деревьев сомкнулась, опять перегородив путь и разбросав с таким трудом уложенные булыжники.

Люди Келя встревоженно переглянулись и начали перешептываться. Теперь они не смогли бы уйти, даже если бы захотели. Кель не знал, успокаивает его этот барьер или заставляет нервничать. Перевертыш одолела бы его, просто обернувшись в птицу, – но если деревья защищали долину так яростно, значит, в Каарне и в самом деле было что охранять.

За неимением выбора они двинулись вперед, хотя взгляды путников то и дело возвращались к барьеру и задерживались на малахитовых стенах, обступавших дорогу. Ветер шелестел листвой, но из нее не доносилось ни птичьего щебета, ни звериного рыка. В Джеру во дворах пищали цыплята, а в замковом рве каждую ночь пел хор лягушек. Кель не раз поминал эту какофонию недобрым словом, но сейчас понял, что она приносила странное утешение. Абсолютное безмолвие не могло означать мира – куда чаще оно предвещало ужасные вещи. Кель поймал себя на том, что поминутно высматривает в небе рой вольгар. Однако пока все было тихо.

Дорога вильнула, и впереди показался замок в окружении зелени такой сочной, что на ее фоне белые каменные стены почти светились. В отличие от дворца в Джеру, каарнская крепость стояла не на холме, а в центре лесистой долины, напоминая втулку колеса. Вокруг простиралась деревня – сотни бледных грибов на мшистом ковре. Лента дороги вилась через нее, прежде чем уткнуться в замковый ров.