Королева красоты Иерусалима

– Ты не можешь бросить учебу? – Он повторяет ее слова, словно не веря своим ушам. – Тебе так важны занятия – или, может, есть другая причина?

Так вот оно что – отец догадался об ее подпольной деятельности…

Но, как ни странно, отец даже не упоминает «Эцель». – Думаешь, я настолько простодушен? – продолжает он. – Думаешь, я в самом деле верю, будто ты каждый день ходишь к подруге готовиться к экзаменам? Твоя школа ведь рядом с Кикар-Цион, а там кафе «Европа» и «Вена», где слоняются английские ублюдки. – О господи, папа, я клянусь тебе, что в жизни не ходила ни в одно кафе! Тем более в такие кафе, где сидят англичане.

– Ладно, – говорит он примирительно. – И все же другого выхода нет, тебе нужно присматривать за лавкой, а совмещать это с учебой ты не сможешь. Придется, керида, прервать учебу.

– Я сделаю все, что ты скажешь, – умоляет Рахелика, – только не проси меня бросить учиться.

– Но тогда лавка полетит ко всем чертям, и мне нечем будет вас кормить.

Он ни словом не заикнулся об английских полицейских, которые поймали ее на улице во время комендантского часа, не устроил ей взбучку за то, что она попалась; он сказал лишь то, что сказал, и отправил ее спать. – Что мне делать? – спрашивает Рахелика Луну, которая ждала ее.

– У тебя нет выхода.

Луна ласково гладит ее по волосам. Она знает, что Рахелика твердо решила выучиться и стать учительницей, но она понимает и отца. Если Рахелика не подключится к делу, курд Мордух наложит лапу на их лавку, как уже наложил лапу на фабрику халвы – та отошла к его семье. Хорошо бы сестра перестала подвергать себя опасности в ночных приключениях, из-за которых в дом заявляются английские полицейские. Хорошо бы Рахелика стала немножко как она – не такой умной, попроще, и стремления у нее были обычные, как у самой Луны, – найти жениха, завести семью, а не высокие – прогнать англичан и построить независимую страну. Высокие стремления пусть останутся мужчинам. – Ты должна сделать то, что папа говорит, – мягко увещевает она Рахелику. – И вообще, ты слишком рискуешь. Думаешь, я не знаю, что полицейские поймали тебя, когда ты клеила листовки? Думаешь, я не понимаю, что происходит? Тебе здорово повезло, что папа тебя не подозревает. Он запретил тебе быть в «Хагане», а ты назло ему вступила в «Эцель»!

– Я ничего не делаю назло, я хочу участвовать в освободительной борьбе.

– Ты должна участвовать в семейной борьбе. Если папа узнает, что ты в «Эцеле», он попросту выгонит тебя из дому. Он этого не примет, ты же у нас хорошая девочка, это разобьет ему сердце.

– Он не узнает, если ты ему не расскажешь. Поклянись, что не расскажешь!

– Понятно, не расскажу. Но ты должна порвать с «Эцелем». Рано или поздно тебя схватят и посадят в кутузку. И это сейчас, когда ты так нужна папе в лавке!

– Луна, но что мне делать? Я не хочу управлять лавкой. Мне не справиться с дядей Мацлиахом, он ужасно бестолковый, и с этим рохлей Аврамино, а Мордуха я вообще ненавижу!

– Я тоже ненавижу Мордуха, Рахелика. С той минуты, как папа с ним связался, он приносит нам одни несчастья.

– Мерзавец этот курд, – говорит Рахелика. – Входит в лавку, будто хозяин, разглядывает все вокруг, точно лавка вот-вот будет принадлежать ему. Все трогает, переставляет, задает вопросы.

– Через мой труп она будет принадлежать ему! – Кровь бросается Луне в голову. – Я сама встану в лавке, я своим телом загорожу ему вход.

– Этот курд – наш злой гений, Луна, он только и ждет подходящего момента, чтобы завладеть лавкой, вышвырнуть оттуда папу и привести кучу своих детей вместо нас.

– Вот именно поэтому, дорогая моя, ты должна сделать то, что папа просит, у тебя нет выбора!

– Но почему именно я?

– Потому что у тебя хорошая голова, ты самая умная из нас, вот почему.

В глубине души Рахелика понимает, что Луна права, и у нее нет выбора. Но как шестнадцатилетняя девочка может выстоять против этого гада Мордуха? И как она будет отдавать распоряжения своему дяде Мацлиаху и Аврамино, который по возрасту ей в отцы годится?

Назавтра она даже не спрашивает Моше Алалуфа, знает ли он, что случилось с ее вчерашним напарником. И когда он подходит к ней, чтобы дать новое задание на следующий вечер, ускользает от него.

Сразу же после занятий Рахелика идет домой и готовится к еще одному тяжелому разговору с отцом. Она пока не представляет, что ему скажет, но знает одно: бросать занятия она не хочет, она должна учиться, стать образованной. Отец же всегда твердил: образование – это самое важное; он так сердился на Луну, когда та захотела бросить учебу ради работы в магазине одежды, – а теперь что? Нет, если уж отец просит ее прервать учебу, видно, с ним и впрямь неладно.

Всего лишь восемь часов вечера – но отец уже спит. Ну что ж, неприятного разговора она избежала.

– Он плохо себя чувствует, – говорит ей Роза. – К еде не притронулся, сказал, что устал, и лег в постель. – А Луна?

– Ушла с Давидом.

– А Бекки?

– На улице.

Рахелика привыкла, что она занята каждый вечер, и не находит себе места.

– Иди сюда, посиди со мной, – зовет ее Роза.