Королева красоты Иерусалима

Хотя в комнате было очень жарко, Луна дрожала. Она надела свитер поверх платья без рукавов, но это не помогло унять дрожь. Подошла к граммофону, стоящему на комоде, и поставила пластинку. «Бесаме, бесаме мучо…», – запел Эмилио Туэро своим чувственным голосом, и ему удалось растопить сковавший ее лед. Ее прелестная фигурка стала раскачиваться в такт музыке, она обхватила себя руками и закрыла глаза, ноги словно сами несли ее, легко двигаясь вдоль комнаты. Пластинка кончилась – она поставила ее снова и продолжала танцевать, обняв себя. Она ощущала одиночество и тоску по прикосновениям мужчины, который не прикасался к ней уже много дней, тоску по тому, что могло бы быть между ними, но не случилось, тоску по любви, о которой она мечтала – и не получила ее. Луна танцевала и танцевала, пока вконец не устала. Упала на кровать и забылась сном.

В таком виде и застал ее Давид, вернувшийся домой поздним вечером, в тот час, когда молодые супруги давно уже вместе в постели. Он не спал со своей женой уже много месяцев; он допоздна смотрел ковбойские фильмы, надеясь, что по возвращении застанет жену спящей.

Луна лежала свернувшись калачиком, совсем маленькая на такой широкой кровати. Она даже не сняла покрывало. Рыжие волосы закрывали ее красивое лицо, и Давид убрал пряди с глаз. Ему стало жаль жену: бедняжка, видно, ждала его, ждала, пока не уснула. Пластинка скрежетала; он поднял иглу, выключил граммофон и убрал пластинку в конверт.

Что со мной происходит? Почему мое сердце окаменело? Этот вопрос мучил его с первой брачной ночи. Он подошел к шкафу, достал одеяло и укрыл Луну. Тихонько переоделся в пижаму и лег с ней рядом. Она лежала на середине кровати, и для его большого тела оставалось маловато места, но он боялся притронуться к ней, чтобы случайно не разбудить. Что будет, если она проснется? Нужно будет с ней разговаривать? Обнять ее? Спать с ней?

Ему было чертовски стыдно за себя. Ну что он за мужчина! Что сказали бы его товарищи из Еврейской бригады, если бы узнали, что он не прикасается к собственной жене?..

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал Моиз, когда в пятницу, после ужина в доме Габриэля и Розы, они вышли во двор покурить.

– Если речь о лавке, ничем помочь не могу, – поспешил с ответом Давид. – Я ничего не понимаю в этих делах, я согласен со всем, что вы с тестем решите.

– Я не собираюсь говорить с тобой о лавке, Давид. Я хочу поговорить с тобой о Луне.

– О Луне? Что ты можешь мне сказать о Луне?

– Не сейчас, Давид. Когда останемся вдвоем.

– Сейчас здесь только ты да я. Говори, Моиз.

– Что происходит у вас с Луной?

– Все у нас в порядке, – пожал плечами Давид.

– Ты уверен, что все в порядке, амиго?

– А почему нет?

– Потому что ее сестра убеждена, что это не так.

– Ее сестра? С каких это пор ее сестра вмешивается в наши дела?

– А она и не вмешивается. Это я вмешиваюсь. По-моему, ты губишь свою жизнь. И можешь навлечь беду на семью.

– Стоп! Остановись, Моиз! Ты мне как брат, и я тебе очень уважаю, но говорить со мной так не позволю! – Да брось! Ты думаешь, я хочу вмешиваться в ваши с Луной отношения? Вовсе нет. Но мне не все равно. Думаешь, люди не видят, что у вас с Луной что-то не ладится? Думаешь, у людей нет глаз?

– Если ты имеешь в виду то, что ты опередил меня и первым сделал своей жене ребенка, то честь тебе и хвала. Но право же, я с тобой не соревнуюсь. Ты, думаю, в курсе, что есть разные способы не забеременеть. – Не мели ерунды! Давид, я ведь понимаю, что происходит. Но осознай уже наконец: Изабеллы больше нет. Твоя жизнь с ней осталась в Италии. Сейчас ты женат на Луне. И послушай меня хорошенько, амиго: ты начнешь вести себя как мужчина, понял? А значит, будешь уважать свою жену, выполнять супружеские обязанности, зачинать с ней детей. А не захочешь – будешь иметь дело со мной. И даю слово, если ты не опомнишься и не возьмешься за ум – я тебе кости переломаю!

Давид был огорошен. Его тихий и деликатный друг никогда не говорил с ним так резко и напористо. Моиз всегда относился к нему с пиететом, это Давид обычно говорил Моизу, что нужно делать, давал ему советы, улаживал его дела, возил его куда-то и даже женил его. И все же Моиз говорил всерьез. И хотя его слова удивили и возмутили Давида, он сознавал правоту друга. Он понимал, что, если не начнет вести себя с Луной так, как подобает мужу, случится несчастье, и неизвестно, чем все закончится.

Он погасил сигарету и вслед за Моизом вошел в дом. – Эй, Луника, – крикнул он жене, – пошли домой!

– Что ты сказал Давиду? – шепотом спросила Рахелика.

– Я? – Моиз изобразил удивление. – Я ничего ему не говорил, мы просто выкурили по сигаретке.

– Ну да, конечно… – Рахелика засмеялась и обняла его за шею.

Ее замечательный Моиз наверняка всыпал Давиду как следует и все уладил. Может, теперь этот осел Давид начнет вести себя по-человечески, и сестра наконец-то будет счастлива? Дай-то бог.