Королева красоты Иерусалима

Габриэль очень жалел, что не может быть на рынке в такое время: он бы сам плевал в лицо англичанам. И когда прошли многолюдные манифестации, когда толпы несли плакаты и скандировали: «Алии[96] – свободу, страну – еврейскому народу!», он страшно переживал, что состояние не позволяет ему принять в этом участие. Счастье, что есть радио и Рахелика, которые держат его в курсе событий; счастье, что есть соседи, которые приходят посидеть с ним, послушать радио и обменяться мнениями. Так он хотя бы чувствует себя частью происходящего, так он не совсем изолирован от внешнего мира.

Раньше Рахелика регулярно приносила ему газету от толстяка Франца, который всегда интересовался его самочувствием, но теперь безденежье не позволяло покупать газету ежедневно – только раз в неделю. Франц обратил внимание, что дочь сеньора Эрмоза появляется не каждый день, и стал приходить в лавку и отдавать Рахелике вчерашние газеты.

– Отнеси это отцу, – говорил он, – вчерашние новости годятся и сегодня.

Но события развивались так стремительно, так быстро сменяли друг друга, что устаревали даже вчерашние новости.

Габриэль в душе был благодарен своему приятелю Францу за вчерашние газеты, но его тревожило такое положение: скоро зеленщики начнут присылать ему овощи и фрукты, а мясник – мясо… Стыд и позор, что он докатился до такого. Он всегда сам раздавал всем щедрой рукой – а нынче чувствует себя нищим.

– Габриэль, керидо, – слышит он Розин голос из соседней комнаты, – иди, еда на столе.

Но как ему встать с кресла и дойти до стола?

– Все стынет, – повторяет Роза.

Он пытается встать – и не может.

– Тебе помочь, папа?

Рядом с ним стоит Рахелика. Читает его мысли?

– Спасибо, доченька.

Она помогает ему подняться, берет его под руку и ведет к обеденному столу. Они шагают не спеша, с остановками, и, хоть расстояние небольшое, Габриэлю оно дается нелегко.

– Знаешь, душа моя, – шепчет он ей доверительно, – на днях ко мне пришла Луна и спросила, люблю ли я ее, и я сказал, что очень, но она настаивала: «Правда, ты любишь меня больше всех?» Я понял, что ей грустно и нужно ее поддержать, и ответил, что правда. Но на самом деле, Рахелика, больше всех я люблю тебя.

Однажды Луна вернулась домой сама не своя.

– Закс уволил меня, – бросила она Давиду, не скрывая обуревавших ее чувств. – В магазине как в пустыне, ни одна собака не заходит. Целыми днями сижу за прилавком и ничего не делаю. От скуки я начала возиться с манекеном в витрине – одеваю-раздеваю, одеваю-раздеваю. Закс разозлился на меня, но что мне делать, если я целыми днями сижу как придурочная! Я уже с ума схожу! В последнее время Закс почти не появляется в магазине. Я открываю, я закрываю, он даже не приходит проверить кассу. Да и что проверять, все равно там денег нет. Сегодня он заплатил мне в последний раз и велел больше не приходить, – она всхлипнула. – Что мне делать, Давид? Как я буду теперь без работы?

Давид крепко обнял ее и прижал к груди. Он знал, как Луна любит свою работу в «Закс и сын». Погладив ее по волосам, он сказал нежным тоном, которым в последнее время стал с ней разговаривать:

– Не беспокойся, Луника, скоро ты будешь очень занята. Мы ведь работаем над этим, правда?

Она улыбнулась ему сквозь слезы. С тех пор как несколько недель назад они вернулись домой после субботнего ужина у родителей, Давид резко изменился. Он перестал ходить в кино после работы и шел прямиком домой, в их съемную квартирку в Макор-Барух. Чаще всего она уже была там, или же он встречался с ней у ее родителей, и они вместе шли домой.

Рахелика заметила, что сестра изменилась. Она стала веселее, чаще смеялась.

– Ты сделал доброе дело, – она кивком показала Моизу на Луну и Давида, сидевших рядышком на диване в доме у родителей. – Посмотри на них, прямо пара голубков.

– Ну что, сейчас у тебя с Давидом все хорошо? – спросила она, как только они с Луной остались вдвоем. – Все прекрасно! – широко улыбнулась Луна.

– И Давид ласков с тобой?

– Ласков? Да он просто мед! Он старается вознаградить меня за ту плохую полосу, что у нас была. Он стал таким, как раньше, до свадьбы, когда мы ходили в городской сад и целовались на скамейке так, что у меня искры из глаз сыпались!

– Такими темпами, Луника, ты еще родишь раньше меня.

– Твои слова да богу в уши…