– Говорил тебе, что и после смерти останусь с тобой, женщина.
Я накинула на нас одеяло, надеясь согреть его руки и ноги. Стараясь не зарыдать, я прижалась к Томасу. Он был моим воздухом.
– Люблю тебя. Не знаю, когда я снова поверила в нас, но теперь могу это сказать.
– Я знал. Нет слов для того, что описать нашу любовь.
Носом он погладил меня по щеке, а затем уткнулся подбородком мне в шею.
– Послушай, в моем столе лежат бумаги, по которым ты и дети должны уехать отсюда. Я не знаю, безопасно ли здесь оставаться. Правительство может наложить новые ограничения. Когда меня не станет… Не позволяй разрушить семью, которую мы создали.
– Я попытаюсь.
– Хочу умереть в море. Тогда я буду целовать тебя каждый раз, когда ты будешь выходить в плавание.
Томас, мой прекрасный Джозеф Томас, был единственным мужчиной, который одновременно любил меня и мои мечты. Мне не нужно было выбирать.
– Начинать заново всегда очень трудно. Куда мне отправиться? Как я вообще смогу жить без тебя?
– Я написал Коксоллу. Его имя и влияние помогут обеспечить ваш отъезд отсюда и присоединение к британской колонии Демерара.
Лиззи, Шарлотта и даже Катарина уже были там.
– Это идеальное место. И я знаю, что там есть человек, который тебя защитит.
Келлс? Мне не нужен был никто, кроме Томаса.
– Нет.
– Пообещай мне, когда ты снова захочешь увидеть мир… Взять всю нашу семью.
– Говори, говори мне все это. А я велю тебе не умирать.
Он начал смеяться и захрипел. Его рука легла на мое бедро, смяв одну из старых юбок мами с рисунком из красных и золотых пальмовых листьев.
– Без нижней юбки, моя королева?
– Без, и я вовсе не королева.
– Может быть, подходящий остров для тебя – это Англия. Ты там кое-кого знаешь. Там есть другие королевы. Тебе не будет одиноко.
– Не вздумай подбирать мне любовника. Это не смешно. Я и помыслить не могу о том, чтобы на кого-то тебя променять.
– Что ж ты об этом помалкивала, когда я мог извлечь выгоду из такой похвалы?
– У нас родилось много детей. Ты много брал. И много давал.
– Все они – все дети, которых ты родила, – для меня носят фамилию Томас, Долл.
Он улыбнулся мне, и от его улыбки у меня в душе закровоточили раны.
– Выходи на берег, женщина. Не хочу, чтобы нашим последним воспоминанием стала моя смерть. Не надо этих разговоров о посмертных масках.
– Я останусь до конца, чтобы потом забрать тебя с собой.
Прошел час или около того. Он молчал, глядя вдаль.
– Больше не боюсь. Ты… семья… все хорошо…
Его голова упала вперед и прижалась к моей. Дух Томаса погрузился в сон, и я его поцеловала. И, будто бы он любил меня в последний раз, его величественная душа влилась в мою душу, бурля и с грохотом заполняя зияющие ямы у меня в груди.
Когда вечерние тени стали сгущаться и тепло окончательно покинуло тело Томаса, я поднялась, скинула ботинки и встала на краю «Мэри» на натертой воском палубе, бросила последний взгляд на свои ботинки рядом с его пыльными сапогами, а затем нырнула с головой в переменчивые волны.
Часть шестая
Наследие
Демерара, 1800. Возвращение
Сквозь мрачное небо пробился рассвет. Солнце залило оранжево-красным светом нос судна. В тесном трюме шлюпа под храп Джозефи мне не спалось. Крисси тоже не могла уснуть.
Она стояла рядом со мной на палубе, но я крепко держала ее за руку. Любопытная четырехлетняя малышка вертелась и бросалась к борту, если я отводила от нее взгляд.
Было приятно думать, что у моих младшеньких нет никаких забот. Я получила
Последняя в пятнадцать лет возглавила семью, оставшуюся на Гренаде. Она уговорила Энн, мами, Салли и Эллу вместе с моей племянницей Элизабет остаться в этой колонии. Моя дочь была так убедительна, что я уступила.
Она намеревалась расширить наше предприятие, как это делала я, сохранив свои контракты на Доминике. Сеть Томасов уже охватывала два острова, а теперь и Демерару.
Разделять семью, которую мы с Томасом создали, было ужасно, но сердце, тоскующее по мужу и дочери, поддалось на уговоры Фрэнсис. Ее мечты и аргументы оказались слишком сильны. Меня вела надежда наконец-то познакомиться с Катариной.
– Мама. Посмотри на воду. Я хочу ее потрогать. Папа воду любил. Она зеленая, как черепахи.
– Зеленая, как молодые черепахи или большие лягушки, которых мы на Монтсеррате прозвали горными курицами[71]
.– Большие лягушки. Фу-у! Я воду люблю, а не лягушек.