Он опустил поднос с хрустальными бокалами, наполненными кларетом.
– Держите. Это из его лучших вин. Вы – гостья. – Полк покачал лысой головой и покряхтел. – Ох, вот бы миссис Рэндольф вас сейчас увидала, ох она бы что-нибудь ляпнула! Эта женщина уехала жить к своим детям три года назад, но она порадовалась бы, покажись вы ей такой великолепной.
Я допила бокал ароматного вина, взяла второй и посмотрела на свое отражение в сверкающем хрустале.
Полная фигура, крупные бедра, обтянутые шелком, кожа цвета черного дерева, смазанная кокосовым маслом, яркие светлые глаза, полные надежды, ни тени серебра в локонах – осколки стекла, переплавленные временем и огнем и как следует начищенные.
– Присоединяйтесь к гостям, миссис Долли. Масса приглашает своих дочерей поиграть на новом пианино.
Дочерей? Я переступила через порог. Катарина сидела у каштанового цвета ящика. Мне ее было плохо видно, но сердце мое вспыхнуло от гордости, когда я разглядела, что она музицирует.
Моя Катарина, двадцати трех лет, выглядела спокойной и уверенной. Я так переживала за нее, что ладони у меня мигом стали влажными. Возле Катарины сидела юная брюнетка – должно быть, вторая дочь Келлса. Сам он стоял рядом, постукивая пальцами по клавишам.
Увидев, как он поддерживает обеих девушек, я вздохнула с облегчением. Потом Келлс заметил меня и широко улыбнулся. Я вернулась в столовую и поставила свой бокал, желая, чтобы сердце успокоилось.
Когда я подняла взгляд, Келлс стоял у двери. Его ореховые глаза улыбались мне. Этот одобрительный взор предназначался мне, мне одной.
Нас прервали аплодисменты.
Он положил мою ладонь на свой локоть и повел меня внутрь.
– Все танцуют. Девочки продолжат развлекать гостей.
Келлс никогда не делал подобного ни на одном из своих вечеров, не прикасался ко мне и не брал под руку. Эти мероприятия были расписаны по минутам. Музыка и беседы, ужин, потом танцы, но никаких нас, только они и их мир нарядов и льстивых разговоров.
Девушки снова заиграли на пианино.
Катарина послала мне улыбку, затем склонила голову к большому музыкальному ящику.
– Если все будут танцевать, значит и мы тоже, миссис Томас. Один легкий народный танец. Уверен, он не считался модным, когда вы в последний раз были в Лондоне в восемьдесят девятом году.
– Последний раз, Келлс, я ездила в Лондон в прошлом году. А в восемьсот пятом, не сомневаюсь, там слышали о народных танцах.
Он удивился и слегка порозовел, а я усмехнулась. Этот всезнайка не догадывался, что я продолжаю ездить за море даже без принца.
– Пора присоединиться к ним, Долли. Я ведь пригласил всех танцевать.
Музыка хлынула ко мне в душу и заиграла на коже.
Келлс потянул меня в центр, ближе к тому месту, где танцевали его гости. Мы хлопали в ладоши и менялись сторонами в такт мелодии. Как главный знаток, он не позволял нам двигаться, пока мы не выстроимся в линию. Парад тюрбанов и головных уборов – розовых, желтых и золотых, с перьями и без – кланялся партнерам. Толпа плантаторов, политиков и жен качалась, прыгала и кружилась.
Подражая остальным, я изучала гостей и примечала тех, кто отсутствовал: Ди-Пи Саймона здесь не было, как и дам, которые мне помогали. Из свободных цветных удостоилась приглашения лишь я.
Это меня сильно задело.
Именно с этими мужчинами, плантаторами и политиками, а может быть, и с их женами, я боролась, пытаясь нанять свободных рабочих. Эти веселые и беззаботные господа замышляли подлости и вставляли мне палки в колеса. Они охотно нанимали моих домоправительниц или покупали мои товары, но выращивать тростник, управлять изысканным отелем или мечтать о большем для меня было под запретом. Они улыбались мне в лицо и разоряли меня, как Ди-Пи.
Уже не хотелось кружиться и пытаться забыться в музыке. Я отпустила Келлса.
– Прости. Мне нужно немного воздуха.
Высоко подняв голову, я направилась к ближайшей двери в сад и сбежала.
Демерара, 1806. Реквием
Еще четыре шага – и я окажусь у своей кареты и уеду с этого приема, подальше от Обители. Факелы у дорожки освещали кусты гибискуса и цветы пушечного дерева, которые я так любила.
– Мама? – раздался голос позади.
Я вздрогнула, остановилась и обернулась:
– Да, Катарина.
Моя дочь, одетая в светло-голубое платье и белые атласные перчатки, сцепила руки, словно нервничала.
– Я рада, что ты пришла, мама Томас.
– И я тоже. Ты прекрасно играешь.
Она покачала головой.
– Я так благодарна. Наконец-то я увидела вас с отцом вместе. Теперь я верю, что папа говорил правду, когда рассказывал, будто я дитя любви.
Катарина подошла ко мне и неуверенно меня обняла.
Глаза мои налились влагой.
– Быть может, не все мои решения были верными, но знай: я полюбила тебя в тот миг, когда ты шевельнулась в моей утробе. Я желала тебе только добра. Я и сейчас этого хочу. – Я коснулась лица дочери, провела пальцем по носу и погладила чудесную ямочку на подбородке. – Сегодня пятница, Катарина. Саймон молится дома. Сходи к нему, поддержи мужа. Против Ди-Пи ополчились из-за его убеждений и, возможно, из-за женитьбы на тебе. Из-за того, что я одна из твоих матерей.