– Войдите! – говорит он.
Это Джонсон.
– Вот, сэр. Почти сухие и в основном можно разобрать.
– Благодарю.
Слуга выходит, а патрон колоний берет мои документы. Он направляется к окну и просматривает листки один за другим.
Батерст не спешит, и я смотрю в окно, раздумывая, куда бы нам с племянницей отправиться дальше в нашей роскошной карете. Прокатиться вокруг Кенсингтонского дворца? К «Гюнтеру», отведать мороженого? За покупками? Или вернуться к Уильяму и заняться планированием моего бегства из Демерары?
Я спокойна. Я сделала все, что было в моих силах.
Больше мне нечего сказать, чтобы поколебать Батерста.
Он кладет мои бумаги на свой стол, затем садится рядом со мной на кушетку.
– Я все понимаю. Понимаю.
– Означает ли это, что вы поможете?
– Это означает, что я сделаю больше. Я согласен, что этот налог необходимо отменить. Сегодня же напишу приказ. Вам прислать копию или вы желаете подождать?
– Если вы не возражаете, я могу посидеть здесь, насладиться чаем и подождать. Я отвезу ваш приказ в Демерару. И сообщу всем, что со свободными женщинами будут обращаться справедливо, согласно британским законам.
– Да, мадам, миссис Дороти Кирван Томас.
Смакуя свой теплый чай, впитываю его слова. Его светлость назвал меня по имени.
Эпилог
Демерара, октябрь 1824
Держа Мэри за руку, я стою у борта шлюпа и смотрю, как увеличивается в размерах Демерара, а речная вода меняется от голубого к зеленому и коричневато-белому.
Царит липкая жара. Короткие рыжие рукава прилипли к рукам. Когда потеплело, мы сменили тяжелые плотные одежды на простые муслиновые платья. Я люблю сухой жаркий климат местных берегов.
При мне есть копия указа, однако лорд Батерст послал весть об отмене налога через адмиралтейство, чтобы ее доставили непосредственно вице-губернатору Мюррею. Я слышала, что мерзавца сняли с должности в апреле.
И хорошо, поскольку я не желаю его видеть. Не хочу злорадствовать. Мне нет нужды подвергать испытанию хрупкое себялюбие старика.
Тоска по дому снедает душу. Впервые за долгое время у меня нет ощущения, что у нас все отнимут.
Ко мне подходит Люси ван ден Вельден.
– Миссис Томас, благодарю вас, что помогли вернуться в Демерару.
– Тебе нужно увидеться с отцом. Вам необходимо объясниться.
– Спасибо, мэм. Спасибо.
Я киваю и поворачиваюсь обратно к Мэри. Та смотрит на воду, как прежде смотрела Крисси. Моя младшая дочь говорит, что они с майором влюблены друг в друга, но до сих пор не поженились. Ничем хорошим это не закончится.
– Бабуля, там музыка!
Я зажмуриваюсь. Сердце грохочет. Перевозка невольников на кораблях запрещена! Не хочу видеть на палубе бедняг, которых заставляют петь.
– Как красиво, бабуля! – Мэри с силой дергает меня за юбку. – Бабуля!
Хватая ртом соленый воздух, открываю глаза. Смотрю налево. Невольничьих кораблей нет.
Затем я позволяю себе прислушаться.
Музыка, неспешная и сладостная, катится по волнам. Это певцы на причале. Мой ирландский гимн более размеренный, в нем есть отзвуки барабанов и вставки на языке чви. Я беру Мэри за руки, и мы кружимся, пока шлюп встает на якорь.
Затем мы выходим на пристань, и нас встречает мой сын Гарри со своей женой. Он все-таки женился на той вдове.
– Добро пожаловать домой, мама. Поздравляю! – Он целует меня в щеку. Гарри берет Мэри, подбрасывает ее в воздух, а потом передает в любящие руки матери – моей дорогой Шарлотты.
– Что за музыка, детка? По какому такому случаю?
– Все для тебя, мама, – обнимает меня за шею Шарлотта. – Ты сегодня героиня.
Я смотрю на ликующую толпу. Вокруг все мои родные и друзья, они торжествуют.
Впереди всех стоят Ребекка Ричи и ее дочь.
Здесь Элиза, Энн, Фрэнсис, мами, десятки моих внуков и правнуков.
Ко мне подходит Мэри Острехан.
– От имени Клуба развлечений мы хотели бы вручить тебе эту серебряную тарелку на память. Без тебя этих перемен бы не случилось.
Впервые за долгое время я не знаю, что и сказать. Стою там, не зная, расплакаться мне, запеть или засмеяться.
Тарелка сияет. Сияет, словно мои звезды. Я поднимаю ее высоко: пусть на нее упадет солнечный луч и одарит всех мечтами.
Среди музыкантов я замечаю Полка. Старый добрый Полк. Он здесь – значит, вернулся с Барбадоса вместе с Келлсом.
Снова рассматриваю толпу, но не вижу Козевельда.
Гарри подталкивает меня.
– Ну же, мама. Скажи что-нибудь…
Я пожимаю плечами.
– Я рада, что сумела помочь. Спасибо всем вам. Спасибо за вашу дружбу и любовь.
Я иду сквозь толпу, то и дело останавливаясь, чтобы обняться с кем-нибудь или расцеловаться, и прижимаю тарелку к груди. Серебро – прочный металл, его не разбить. Это многое говорит о нашем женском сестринстве.
Пройдя чуть дальше вглубь толпы, я замечаю Катарину. Она здесь. Дочь мне аплодирует. Я обнимаю и целую Катарину, сминая черный креп ее платья. Бросаю снова взгляд на собравшихся, но не вижу знакомой шапки. Сердце мое замирает.
Я не успела с ним попрощаться. Не успела сказать спасибо. Ничего важного не успела сказать.
– Что с тобой, мама? – хватает меня за руки Катарина.
– Саймон и дети… Все ли хорошо? – голос мой прерывается.