— Энди Стотч, — он судорожно вздохнул и вскинул голову. — Я встретил ночью миссис Уилкс из аэропорта. Когда мы приехали, она попросила меня подождать — сказала, что мы поедем в офис, после того, как она возьмет кое-какие бумаги. Она пошла к дому, и тут я заметил… — Стотч закрыл глаза, как будто подсматривал в собственные воспоминания, и сосредоточенно продолжил. — Они появились из ниоткуда — двое, вон у тех деревьев. С ними была какая-то пакость — белесая, длинная, с какими-то щупальцами. Я выскочил из машины и предупредил, что буду стрелять… У меня есть лицензия, — спохватился он вдруг и полез в карман, но Эдуардо отчаянно замахал руками, показывая, что это их совсем не интересует. — У одного была с собой штука вроде арбалета — я не уверен, было еще темно, — и он выстрелил в мисс Уилкс. Прямо в сердце. Кто-то из них сказал «Увидимся в аду, сука». Я стал стрелять — сначала в них, потом в эту белую срань, но она только обхватила их своими щупальцами и… Все. Они просто пропали. Как невидимки. На выстрелы выбежала Лорен, наша горничная, я сказал звонить в 911. Когда я подошел к мисс Уилкс, она уже… — Стотч сжал руки в кулаки и умолк.
Кайли подошла к деревьям, на которые показывал водитель, и обошла их кругом несколько раз, постепенно сужая радиус.
— Пиковое значение показателей здесь. Судя по всему, он оставался на месте. Эдуардо? Гарретт?
Ривера, крутившийся со счетчиком возле обведенного силуэта на земле, развел руками.
— Только фон.
Гарретт, вдоль и поперек исследовавший подъездную дорожку, кивнул, соглашаясь.
— Призрак шестого класса, который появляется и исчезает из ниоткуда, да еще с людьми, — Кайли нахмурилась. — Звучит знакомо, но все же…
— Ответ в книгах? — ехидно спросил у нее Эдуардо.
— Даже не сомневайся, — мрачно ответила Кайли.
***
Шеф-редактор Уолтер Клеменс был редким козлом. Об этом он предупреждал каждого, кто переступал порог его кабинета в надежде получить место, и смельчаки, которые отваживались остаться работать, очень быстро могли оценить исключительную честность шефа. Моника прочувствовала ее в первый же день работы, когда Клеменс, представляя ее коллективу, заявил: «Познакомьтесь с мисс Блейк. Сильно не привыкайте. Она все равно оставит нас ради домика в пригороде и троих детишек». Впервые со времен окончания школы Моника испытала такой стыд, как в тот момент; но с этим стыдом пришло и другое чувство — ярость, которая придавала ей сил каждое утро вставать с кровати и идти завоевывать мир. Роланд наверняка удивился бы, узнай он, насколько оказался прав на ее счет. Последние восемь месяцев питание девушки почти полностью состояло из кофе, понятия «расслабление» и «комфорт» были изгнаны из расписания, а Клеменс всеми силами старался превратить в ад ее жизнь.
Но профессионализма ему было не занимать. Одно вычеркнутое слово могло превратить скучный заголовок в настоящую афишу, два добавленных позволяли претендовать на Пулитцеровскую премию, а три… Три исправленных слова в одном абзаце значили, что теперь у журналиста «Манхэттен ревью» будет более чем достаточно времени для работы над своим Великим Американским Романом. Поэтому к стойкой ненависти Моники примешивалось восхищение его работой; когда она смотрела на свои статьи, ставшие более меткими, остроумными и легкими благодаря одному или двум исправлениям, то была готова всю жизнь провести в этой несчастной газете только ради работы с таким редким козлом.
Ее черновик был готов без четверти три — некоторые, не настолько въедливые редакторы, посчитали бы, что этот материал можно отдавать на верстку. В половине четвертого Клеменс, закончив с приемкой газет из типографии, вызвал ее к себе.
Он сидел в глубоком кресле, которое почти поглотило его сухое тело, сжимая в руках материал Моники. Его маленькие блестящие глазки неотрывно следили за девушкой, пока она не устроилась за столом. По вечно красному, как у гипертоника — или запойного алкоголика, — лицу невозможно было определить ни одной эмоции; только пухлая нижняя губа была презрительно выпячена вперед, что, по заверениям Джона, могло предвещать как глобальный разнос, так и скупую похвалу.
— Я ознакомился с этим, — Клеменс испытующе посмотрел на журналистку. — Должен сказать, неплохое вышло дерьмо. Джон Рут был прав. Вы не безнадежны. Один вопрос, мисс Блейк. Вы верите в привидения?
Врать не стоило.
— Нет, — Моника заставила себя посмотреть на красное лицо шефа. — Нет, я не верю в привидения. Даже после прошедших суток.
Клеменс усмехнулся и бросил листы на стол.
— Два разворота в двух субботних номерах. С условиями. Вы можете приходить домой и не верить в призраков сколько душе угодно. Или, наоборот, вызывать Ктулху. Свободная страна, ваше право, все такое. Но этот материал не о том, во что верит мисс Блейк из Коннектикута…
— Я из Мэна, мистер Клеменс, — вежливо поправила Моника.