Двадцатый век теряет свою духовность. Такой поверхностный человек, как Сартр, способен увлечь за собой других. Мысли о том, что настоящее принадлежит только молодым, проникают в общество по всему миру.
И вот уже в бюро по устройству безработных после пятидесяти лет не хотят замечать. Этот новый подход к жизни приводит человека к бездействию, апатии, потере постоянной устойчивой работы. В самые свои плодотворные годы он лишен созидательного труда. Люди стригутся наголо и сбривают бороды, чтобы выглядеть моложе. Косметическая промышленность процветает. Люди страшатся выглядеть пожилыми. Старость уже не вызывает прежнего почтения. И высокомерный гость из Франции распространяет идеи, которые, по мнению интеллектуалов, противоречат природе человека. И, прежде всего, о свободе человека, как высшей ценности. Сартра говорит, ни на миг не закрывая рта. Но существует ли вообще такая абсолютная свобода? И куда приведет свободная любовь, разнузданность страстей, отрицание нормальных чувств?
Человечество, по мнению Наоми, не преодолело животного начала, которое со всей свирепостью вырвалось во Второй мировой войне. Понятия любви, близости между людьми продолжают безжалостно отбрасываться. Пренебрежительное отношение Сартра к человеческим ценностям, которые расцвели во времена романтизма, пробуждает в среде, окружающей Шалома, тоску по гуманизму, по общепринятым нормам поведения, которые знало предыдущее столетие.
Но человечество не преодолело скотское начало нацистской доктрины. Еще совсем недавно, в Германии, мужчины и женщины арийского происхождения, вместо любовного акта, предавались в своих домах приумножению арийской расы. Против такого животного совокупления восстает каждая романтичная душа.
Наоми обсуждает с мужем проблему сексуальной связи без любви. Особое внимание уделялось проблеме измен, проституции с древних времен до развития домов терпимости нового времени, культу страстей без любви, который описал Джакомо Казанова в своих «Воспоминаниях».
Она опять вспоминает Сартра: «Всё у него лишь – слова, слова, слова!»
«Этот неказистый мужчина все время позирует»
«Я не думаю, что можно объяснить сионизм как колонизацию!»
«Если говоришь о том, что мы построили высокую цивилизацию, ты попадаешь в список народов, которые обогатились за счет завоевания слабых народов».
После полудня, Агнон заходит в гости к профессору.
«Шолем, чего ты впустил этого гоя и антисемита, в свой дом?!»
«Ты хочешь видеть только евреев? Это невозможно. Надо знать и представителей других народов».
Прервав их беседу, в дом входят профессор Симон и его жена Кити Штайнер, которая работает в министерстве иностранных дел Израиля. Они очень расстроены, что пропустили такую редкую возможность пообедать с известным экзистенциалистом Жаном Полем Сартром и засыпают Шалома массой вопросов. Кто что сказал и, главное, что сказал французский философ о государстве Израиль и его политике.
«Иностранцы никогда нас не поймут», – Гершом Шалом не держит зла на тех, кто слепо преклоняется перед Сартром:
«Он говорит, как израильские левые. Они, объясняет суть иудаизма и ценность этой страны для евреев. Весь этот яд начался с Мартина Бубера и Йехуды Леона Магнеса! Оба начали продвигать идею о государстве двух народов! Из-за грехов моих я присоединился в двадцатые годы к их «Союзу Мира». Члены этой организации отличались своей гуманностью, но ошиблись в своей политике».
«Тогда была другая реальность, – говорит Кити Штайнер, – евреи не думали о войне против них». Она и ее муж входили в ближайший круг друзей Мартина Бубера. И спустя три года после ухода философа из жизни, они, подобно многим представителям иерусалимской элиты, остаются почитателями Бубера.
Гершон Шалом не реагирует на ее замечание. Только добавляет, что очень быстро оставил «Союз Мира» И еще подчеркивает: «Большой ущерб приносят нам левые. Мир прислушивается к ним, и наносит нам удары своими идеями и декларациями!»
Их беседа переключается на арабский вопрос. Агнон погружен в кресло, молчит. Шалом не обращает внимания на его молчание. Он вперил взгляд в супругов Штайнер и напоминает, что Бубер был очарован идеями коммунизма, и еще до провозглашения государства наладил связь с арабами. Тогда возникали дружеские связи между семьями из Багдада и других арабских столиц с евреями, которые мечтали о совместной жизни с арабами. Разговор заходит об историческом и моральном праве еврейского народа на свое отечество. Говорят, что во все времена евреи жили на Святой земле.
«Когда ворота в страну Израиля не были закрыты местными вождями, сюда приезжали евреи со всех краев земли, несмотря на страдания, угрозы и преследования, ожидающие их в Палестине».
«В конце девятнадцатого века пустыня в самых заброшенных местах страны Израиля была оживлена еврейскими жителями старого анклава, и это привело к тому, что арабы потянулись на эти земли, вслед за евреями-первопроходцами. Арабы жили среди евреев сотни лет».