«Нет более жестокого общества, чем в кибуце», – говорит Израиль Наоми, стараясь смягчить ее отношение к дочери. Ему приносит боль желание дочери подавить в себе свои естественные чувства, чтобы приспособиться к закрытому обществу, высокомерному и мыслящему в одном единственном направлении. Такова цена, которую она должна платить до того, как вырвется из скорлупы кибуца. Тем временем, в душе дочери – сплошные конфликты. В одно и то же время она любит отца и стесняется его. Страдает из-за его слабого тела, старости и лысины. У остальных детей отцы молоды, здоровы, сильны, а над ее отцом посмеиваются и пошучивают. Одноклассник сказал ей, смеясь, что даже дед его моложе ее отца. Война дочери заранее ею проиграна. И это приводит ее к вспышкам гнева.
«Сдерживай себя», – приказывает ей Наоми. Израиль же никогда, ни одним словом, ее не упрекает. «Она умна и дружелюбна, но ей тяжело с родителями интеллектуалами, которые не идут с общим течением окружающих ее людей».
Запись в дневнике 11.03.69.
Ее съедает страх. От доктора Падэ они вернулись с печальным предупреждением, что Израиль может умереть в любой миг. Ночь, которую они провели в доме друга врача после посещения больницы Тель Ашомер, была незабываемой. Они лежали в отведенной им хозяевами комнате. Израиль взял с полки третий том романа «Саул и Иоанна». Случайно открыл на эпизоде двадцать четвертой главы и начал относить к себе душевные трудности Эрвина перед его поездкой в Москву на верную смерть. Почти шепотом читал диалог между мастером, ремонтирующим скрипки и Эрвином.
– Это то, что возложено на меня сделать, господин. Представить скрипку на продажу и ожидать того, кто действительно достоин этого чудесного инструмента.
– И если кто придет, как вы определите, что это он?
– Определю, господин, определю. Это приходит само. Вы слышите мелодию, видите его руки, и в вас пробуждается чувство, что мир полон чудес. Это истинное искусство, господин, пробуждающее в обычном человеке чувство чуда.
«Дорогая, – он отвел мечтательный взгляд от ее лица, – именно, так я хочу умереть. Как старый скрипач. Умереть с чувством чуда. Хотел бы, чтоб случилось нечто чудесное перед моей смертью». Бросил на нее любящий взгляд и сам себя одернул: «Что я говорю? Чудесная вещь рядом со мной, только руку протянуть. Самая чудесная вещь, случившаяся у меня в жизни».
Всю ночь обнимал ее. С первым лучом рассвета они проснулись после короткого сна.
«Видишь, дорогая, теперь я хочу умереть, когда ты в моих объятиях».
Она не отходит далеко от дома. Не рассказывает дочери, насколько опасно состояние здоровья отца, только просит, чтобы она его не раздражала, не волновала и вела себя хорошо.
30 марта 1969. Она работала в столовой около тележки с диетическими блюдами, когда появился взволнованный Израиль с красными слезящимися глазами.
«Я сильно разругался с малышкой. Она меня просто осыпала проклятьями. Бросала в меня комья грязи. Что делать с этой девочкой?»
«Израиль, выгони ее из дома! Ничего с ней не случится, она должна знать, что так не ведут себя с отцом».
Израиль ушел, молча, сдерживая боль. Она побежала за ним, вернула его домой, уложила в постель и вернулась в столовую. Она чувствовала себя плохо, от сильного сердцебиения дрожали руки, когда она подавала еду членам кибуца. Не дождавшись окончания дежурства, она побежала по тропинке, через хозяйственный двор, домой.
«Не пугайся. Это не первый раз, – успокаивал ее Израиль, лежа на диване и явно страдая от боли в груди, – звонили мне. Предложили очень интересную работу в издательстве «Библиотека трудящихся».
Руки его сжимают грудь, на губах проступает кровь, и он пытается отвлечь ее внимание от припадка, какого еще с ним не было.
«Выздоровей, тогда поговорим».
Она побежала в поликлинику.
«У Израиля пошла кровь изо рта», – сказала она, задыхаясь.
«Плохой знак. Очевидно, сердце давит на легкие», – сказала медсестра, собирая инструменты.