Но когда Изабелла в конце концов усадила меня на место, я стала молиться и за Томаса, и за Уилла. Вокруг себя я чувствовала сгущающуюся атмосферу недоброго предчувствия и заметила, что сидевшая справа от меня королева тоже напряженно шевелит губами в молчаливой молитве. Даже ободряющие крики как-то незаметно сменились озабоченным ропотом. Королевский праздник не должен был стать местом гибели одного из новоиспеченных рыцарей ордена Подвязки. Здесь должно было демонстрироваться боевое искусство, а не проливаться чья-то кровь.
– Пресвятая Дева Мария, приди ко мне на помощь, – молилась я. – И помоги им.
Когда же удар Томаса сбил Уилла на колени, меня охватила паника и я похолодела.
Но не Дева Мария пришла мне на помощь, а король, который, заметив инцидент, способный испортить ему праздник, решительным шагом направился к сражающимся. Подойдя поближе, он отбил их сцепившиеся мечи своим мечом; тут же к нему на помощь присоединился и принц, потому что Томас и Уилл по-прежнему не хотели отступать. Нам не были слышны довольно резкие слова, которыми они обменивались, но в результате все улеглось. Все закончилось благополучно, к большому удовольствию короля, который направился в нашу сторону. Его доблестные рыцари молча следовали за ним. Если Эдуард и удивился, увидев в качестве Королевы любви и красоты уже меня, то виду не подал.
– Оба этих рыцаря достойны победы, не правда ли? – заявил Эдуард. – Они заставили встрепенуться сердце каждого из зрителей, так что, полагаю, они в полной мере воплотили в жизнь мои пожелания, хотя я и не планировал у себя на турнире схваток до смертельного исхода.
Пока он говорил, у меня появилось время немного прийти в себя и хотя бы облизать пересохшие губы, хотя чувство обиды на них из-за перенесенного мною страха полностью не ушло.
– Вероятно, они оба достойны этого, милорд. – Мне удалось выдавить из себя любезную улыбку, отдававшую ледяным холодом.
В ответ он усмехнулся:
– Да уж, вероятно. Что-то я не припомню таких ожесточенных схваток на дружеских турнирах. Так что чем раньше вы трое уладите свои противоречия, тем лучше.
Томас снял шлем и, искоса взглянув на Уилла, вытер кровь с царапины на подбородке. Он до сих пор не мог отдышаться.
– Милорд, если мне положена какая-то награда за мою победу, у меня есть только одна просьба.
Эдуард, излучавший во все стороны свое царственное величие, был в настроении позабавиться этим неожиданным оборотом.
– И что же это за просьба?
– Речь идет о праве переговорить с моей женой.
– Нет, сир! – На лице Уилла был написан ужас. – Я не даю на это своего согласия. Это непристойно.
– Причем без посторонних ушей, – невозмутимым тоном продолжал Томас.
Я подумала о том, чтобы отказаться, потому что щеки мои залило краской от стыда из-за этих препирательств вокруг меня, да еще и таких публичных, хотя оба они претендовали на мои чувства. Один требовал моей любви и верности, другой – выполнения общественного долга.
– Я не пойду на это, сир, – не унимался Уилл.
– Но я ведь победитель и должен получить свою награду, – обратился Томас к королю. – Разве мы сражались не за расположение дамы? В качестве знака такого расположения я хочу получить ее внимание. И всего-то на полчаса.
Тут пришло мое время вмешаться в эту перепалку:
– А я с радостью окажу ему это внимание, сир, перед тем как меня вновь против моей воли увезут обратно в Бишем, чтобы опять держать в строгой изоляции. – Мое чувство долга по отношению к Уиллу было нивелировано его диктаторским обращением со мной, и поэтому я без колебаний вслух пожаловалась королю о своем заточении, позаботившись, чтобы голос мой при этом звучал четко и спокойно, без запредельных эмоций, взбудораживших мою кровь, когда Томас подвергался нападкам. – В Авиньон от моего имени переданы мои свидетельствования. И я имею полное законное право поговорить об этом с сэром Томасом.
– Эдуард. – С украшенного флагами парапета к королю склонилась Филиппа. – Будь великодушен. Он ведь один из твоих самых любимых рыцарей.
Я заметила, как через ряды придворных дам проталкивается моя мать. Уилл сжал опущенные руки в кулаки. Томас молчал, сохраняя непреклонное выражение лица, а король переводил взгляд с одного на другого, как бы разрываясь между раздражением и изумлением, смешанным с любопытством. И пока в разговор не успела вмешаться моя мать, слово вновь взяла я.
– Ну пожалуйста, мой дорогой кузен, – сказала я, заливаясь тревожным румянцем, как будто действительно опасалась, что через минуту меня увезут отсюда. – Я буду до конца своих дней благодарна вам, если вы соблаговолите разрешить мне поговорить с сэром Томасом.
– Очень необычная ситуация. – Эдуард вопросительно взглянул на Филиппу.
– Он достоин признания за свою отвагу, – ответила она.
– Признания большего, чем эта гирлянда? – Король жестом показал на венок победителя, который я судорожно сжимала в своих ладонях в ущерб его нежным листьям.
Все затаили дыхание, пока король, намеренно выдержав театральную паузу, наконец произнес: