Между нами снова повисло молчание, что было странно, поскольку нам нужно было сказать друг другу очень многое. Мы по-прежнему стояли на некотором расстоянии, хотя мне все время хотелось протянуть руку и коснуться его.
– Наше время истекает, – заметила я, буквально физически чувствуя, как убегают наши последние минуты.
– Тогда давайте рассуждать практически. Эдуард настроен уже не так враждебно, как прежде. Гордость его восстановлена. Он мог бы пожаловать мне какой-нибудь замок в Европе, где бы вы безраздельно правили, пока я буду драться. Это лучший вариант, на какой я мог бы надеяться.
– Если только при этом у меня будет свой ключ от дверей, – сказала я. Но затем мне в голову пришла одна мысль. – У вас остались какие-то деньги?
– Не о чем говорить. Я продал буквально все, за исключением сапог у меня на ногах.
– Но я вижу, что на вас по-прежнему ваши доспехи.
– Ну, такого от меня не дождутся. Я никогда не продам их, потому что они понадобятся нам, чтобы как-то зарабатывать на жизнь. А вóйны для этого всегда найдутся.
Я с трудом сдержала тяжелый вздох. Что бы ни ждало меня в будущем, нам с Томасом все равно предстояло находиться в разных местах.
– Полагаю, после окончания турнира вы уедете?
– Я вернусь в Авиньон. Простите, у меня даже нет подарка, чтобы оставить вам на память.
Верно, у меня не было от него ничего такого, что я могла бы в память о нем сжимать рукой в темные предрассветные часы, когда сон покидал меня. Услышав шаги короля, который, приближаясь, намеренно производил как можно больше шума, я все же попросила Томаса о том, о чем клялась себе никогда не просить:
– Томас, только дайте мне слово, что никогда не забудете меня.
Он наклонился и поднял с пола свой меч; решив, что он собирается уйти, я подняла его шлем и рукавицы, стараясь скрыть свое разочарование тем, что он не пообещал мне этого, – наверное, не мог такого обещать.
– Оставьте это, – сказал он. – И идите сюда.
Я встала перед ним, а он поднял между нами рукоять своего меча.
– Я клянусь на Святом кресте. Клянусь телом Господа нашего. Клянусь своей репутацией, что не допущу, чтобы с нами случилось такое несчастье. Да, я никогда не забуду вас. Потому что ни один мужчина, познакомившийся с вами, уже не сможет забыть вас.
Руки его крепко сжимали рукоять в форме креста, и я положила свои ладони поверх них.
– Клянусь Святым крестом, что буду оставаться вам настоящей женой. Несмотря ни на что. Клянусь, что не уступлю требованиям Уильяма Солсбери.
Он понимал, что я имею в виду, и лицо его оставалось суровым. Но его действия и слова зажгли радость в моем сердце.
– Мы дали друг другу клятву. И теперь обменяемся поцелуем, к целомудренности которого не сможет придраться даже король.
Так мы и сделали, прикоснувшись губами к щеке друг друга, легко и бесстрастно.
– Мы останемся верны один другому, – добавила я.
Это был поцелуй не любовников, а людей, посвятивших свою жизнь тому, чтобы быть вместе. Мы не были парой безгрешных святых, но торжественность этого момента в глубоких тенях королевского шатра была несомненной.
–
– Да храни вас Господь.
Король появился в тот момент, когда Томас спрятал свой меч в ножны и наклонился, чтобы поднять шлем и латные рукавицы, после чего протянул мне мой злосчастный венок.
Эдуард положил руку на плечо своего пажа:
– Они вели себя благоразумно?
– Они только разговаривали, сир.
– И все?
– А еще они дали друг другу клятву, милорд.
– Хорошо. Это хорошо, – скептически улыбнулся король. – Я бы пожелал вам удачи, Томас, но мне это как-то не к лицу. Поэтому я просто пожелаю, чтобы все это наконец закончилось, уладившись наилучшим образом.
– Как рыцарь ордена Подвязки, я приложу к этому все свои силы. А теперь, если вы позволите, я хотел бы сказать ей еще кое-что на прощание.
Эдуард отошел к выходу, и Томас наклонился вплотную ко мне:
– Магистр Вайс передал мне ваше послание, дорогая моя жена. И я хотел бы ответить вам теми же словами: я давал вам свою клятву сознательно и по доброй воле. И готов сделать это же хоть завтра. Храните меня в своем сердце и в своих мыслях, как берегу вас там я.
Он еще раз поклонился мне и королю, после чего мы расстались. Томас отправился в Авиньон, а я под шквалом обличительных выпадов и оскорблений вернулась в Бишем.
Кто мог предвидеть, что ждет нас впереди? Тот год был омрачен скорбью и печалью. Мое расставание с Томасом было не единственным камнем, который мне предстояло носить на сердце, потому что тогда на первое место вышла смерть, затмевая собой все остальное. Турнир ордена Подвязки, как славное и универсальное средство спасения от бед, стал лишь короткой передышкой для нас, поскольку ничто не могло остановить распространение чумы, уносившей жизни молодых и старых, богатых и бедных. В тот год от чумы умерла моя мать, а вскоре за ней последовал и мой дядя Уэйк. Двое самых близких мне по кровному родству людей, к которым я не испытывала ни малейшей привязанности.