Если Виктория хотела провести каникулы «по-домашнему», в непринужденной атмосфере и без помпы, она попала по адресу. С королевским домом Франции ее связывали родственные отношения: дочь Луи-Филиппа Луиза была женой Леопольда Бельгийского и любимой тетушкой Виктории, а другая французская принцесса Мария Клементина готовилась к помолвке с кузеном Альберта.
Короля Луи-Филиппа недаром называли «королем-лавочником»: во всех его резиденциях царила буржуазная семейственность. Сын герцога Луи-Филиппа-Жозефа Орлеанского, известного под именем Филипп Эгалите, он с молодости тяготел к ценностям среднего класса. Вслед за отцом он принял Великую французскую революцию и отказался от титулов, отважно сражался на стороне якобинцев.
Новый режим его не пощадил. После антиправительственного заговора, в котором принял участие его начальник генерал Дюмурье, Луи-Филиппу пришлось бежать из Франции. Некоторое время он прожил в Швейцарии, преподавая в школе для мальчиков. Но после того как от любвеобильного француза забеременела школьная повариха, доверять ему детские души стало опасно.
Луи-Филипп объездил всю Европу, где только до него не могли дотянуться якобинцы, пересек Атлантику и продолжил знакомство с Новым Светом. Конец 1799 года он встречал в Канаде. В то же самое время там служил герцог Кентский, будущий отец Виктории. Видя, что француз нищенствует, принц расщедрился и дал ему взаймы 200 фунтов. Денег хватило, чтобы покинуть Новую Скотию и добраться до Англии, где Луи-Филиппу предстояло провести последующие 15 лет.
Королева Виктория, по крупицам собиравшая сведения об отце, была рада встретить его должника, который так тепло отзывался о щедротах. Мало кто мог искренне помянуть герцога Кентского добрым словом.
После Реставрации французской монархии Людовик XVIII восстановил военное звание Луи-Филиппа и вернул ему конфискованные земли, вследствие чего герцог быстро разбогател. Отличный дипломат, он нашел общий язык с буржуазией, ставшей его опорой во время революции 1830 года, вознесшей его на престол.
Девизом нового царствования стали слова Enrichissez-vous – «Обогащайтесь!». В отличие от своих предшественников, король вел себя, как заправский буржуа. Тучный господин с головой до смешного напоминавшей грушу, он любил в одиночку прогуливаться по улицам, неся под мышкой зонтик. Пышные церемонии при дворе устраивались только на Новый год, в остальное же время знать предпочитала держаться подальше от «короля-лавочника».
Ко времени визита английской королевы Луи-Филипп утратил былую популярность даже среди буржуазии. Неприязнь народа к своему правителю уже не ограничивалась демонстративным поеданием груш. С 1830 года на Луи-Филиппа было совершено 5 покушений. Один из заговорщиков, корсиканец Фиески, соорудил «адскую машину», примитивный пулемет из 24 стволов, из которого расстрелял королевскую свиту, но не задел самого монарха.
Травля коллеги вызывала сочувствие у королевы Виктории. Она и сама становилась мишенью для сумасшедших и наглых юнцов, но эти случаи были единичными, тогда как за Луи-Филиппом шла систематическая охота.
Бунтари проявили великодушие и не стали донимать английскую гостью. Ее визит во Францию обошелся без эксцессов. Пять дней Виктория и Альберт провели в нормандском дворце Э, строительство которого было начато в конце XVI века герцогом Генрихом Гизом, а завершено век спустя мадам де Монпансье.
В летней резиденции французских королей Викторию окружал домашний уют. Погода тоже не подкачала: гостям накрывали на стол в саду, а потчевали их выписанным из Англии сыром и пивом, чтобы они не заскучали по привычной еде. Заботу, проявлявшуюся даже в мелочах, невозможно было не оценить. Пока интроверт Альберт плескался в море, Виктория прогуливалась по парку с королевой Марией-Амалией, которая держалась с ней ласково и просто, как с родной дочерью.
Вместе с королевской четой во Францию отбыл министр иностранных дел лорд Абердин, назначивший встречу своему французскому коллеге Франсуа Гизо. Разговор им предстоял не из веселых. Очевидно было, что «король-гражданин» едва удерживает бразды правления трясущихся от возраста руках и потребуется всего лишь один тычок, чтобы свалить его с трона. Положение ухудшилось с гибелью наследного принца, который, как заметил Александр Дюма, был единственной преградой между монархией и республикой. Абердину нужно было тщательно продумать, как выстраивать дипломатические отношения с Францией. Он готовился к худшему исходу – еще одной революции.