Королева воздуха и тьмы

Еще пуговица, и еще одна. Он медленно спустил рубашку с ее плеч, и дальше – с одной руки, потом с другой. Его взгляд был хищным, а руки – нежными. Он гладил ее нагие плечи, склонился и припал губами к нежной коже, спустился по ложбинке между грудями. Она выгнулась в его руках.

– Народ твой будет моим народом, и твой бог – моим богом, – прошептал он, целуя ее.

Она упала назад, увлекая его за собой, на себя. Он вдавил ее в мягкость кровати, обхватил руками, целовал долго и медленно. Она запустила пальцы ему в волосы, как всегда любила делать: шелковые завитки щекотали ладони.

Они неторопливо избавились от оставшейся одежды. Каждый новый обнаженный участок тела давал повод для нового благоговейного прикосновения, нового тягучего поцелуя.

– И где ты умрешь, там и я умру и погребена буду, – прошептал он ей в уста.

Она расстегнула его джинсы, он отшвырнул их прочь. Она чувствовала его твердость, но знала, что можно не спешить. Его руки исследовали все выпуклости и впадинки ее тела, будто ваяя его каждым касанием из золота и слоновой кости.

Она обвила его ногами, притянула к себе. Его губы исследовали ее щеки, волосы, войска вступали в покоренный город. Взгляд не отпускал взгляда, вознося обоих все выше. Они взлетали, двое, ставшие одним, в пламени и искрах, разгораясь с каждым мгновением все ярче, а потом рухнули вместе, взорвавшись как звезды.

Эмма, почти лишившись чувств, лежала, обвившись вокруг Джулиана, на нем и в нем. Раскрасневшийся, покрытый потом, он бездумно перебирал ее волосы, пропускал их сквозь пальцы.

– Смерть одна разлучит меня с тобою, Эмма, – пробормотал он и прижался губами к ее сияющим волосам.

Она закрыла глаза.

– Джулиан… Джулиан… Смерть одна разлучит меня с тобою.

Джулиан сел на край кровати. Он смотрел во тьму.

Его сердце было полно Эммой, но в голове царил хаос. Хорошо, что он рассказал ей о словах Королевы, и о решимости просить изгнания. Но ведь он собирался сказать больше.

Пока ты жив и жива я, я буду любить тебя. Слова эти наполнили его сердце счастьем и разбили его. Их опасная любовь была подобна боевому шраму: источник гордости, воспоминание о боли. Он так и не смог сказать остального: что если, когда мы вернемся домой, чары вернутся? Что если я снова забуду, каково это: любить тебя?

Она так отважна, его Эмма, и так прекрасна. Он желал ее так сильно, что у него дрожали руки, когда он расстегивал на ней рубашку… когда лез в ящик прикроватного столика. Сейчас она спала, завернувшись во все одеяла; плечо возвышалось над ними бледным полумесяцем. А он сидел и смотрел на нее, вертя в руках кинжал, с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, который она принесла из оружейной.

Маленький, острый, с красными камнями на рукояти. Он все еще слышал голос Королевы… «В стране фэйри смертные не ведают печали, но точно так же не ведают и радости…»

Они с Эммой всегда писали на коже друг друга пальцами – слова, которые больше никто не слышал.

Он думал о гигантской дыре, которую носил в себе после заклятия, сам того не зная, – словно простец, одержимый демоном, что висит у него на спине и питается душой. Страдает и не знает, в чем причина страдания.

Лишившись чувств, ты превращаешься в монстра. Возможно, здесь ты свободен от чар, Джулиан Блэкторн, но что будет, когда ты вернешься домой? Что ты будешь делать, когда снова окажешься бессилен перед своими чувствами?

Он вытянул руку и резко опустил кинжал.

21. Не вспыхнет луч на небе дальнем

На заре пришла Диана и постучала в дверь. Эмма проснулась как с похмелья, с перепутанными волосами и распухшими губами. Перевернувшись на бок, она обнаружила Джулиана полностью одетого, в черной рубашке с длинными рукавами и армейских штанах цвета хаки. Свежевымытого – даже волосы были слишком мокрые, чтобы курчавиться; рот пах зубной пастой, когда она наклонилась поцеловать его. Интересно, он вообще спал?

Эмма поплелась в душ и одеваться. С каждым предметом одежды, который она надевала, внутри росло предвкушение, пробуждавшее ее надежнее всякого сахара и кофеина. Топ с длинными рукавами… Утепленный жилет… Холщовые штаны… Ботинки на толстой подошве. Кинжалы в пояс, метательные звезды в карманы, длинный меч в ножнах на спину. Волосы она заплела в косу, потом, не без колебания, выбрала пистолет и сунула в ременную кобуру.

– Готова, – объявила она наконец.

Джулиан стоял, прислонившись к дверному косяку и упираясь ногой в стену.

– А я уже давно готов, – он откинул волосы с глаз и тут же схлопотал подушкой.

Как славно снова начать с ним препираться, подумала Эмма, спускаясь вниз. Юмор и способность шутить странным образом привязаны к эмоциям: Джулиан без эмоций шутил горько и мрачно.