Этого мы не знаем, но все статьи говорят примерно одно: три Колбасины и один инвалид сбежали из Бурк-ан-Бреса и едут теперь на Париж, торгуя в пути колбасой. Мало того! По дороге они, видимо, ещё и «вломились» на бал в Клюни. Это всё? Нет, это не всё. «Приключения трёх юных девушек, похоже, взволновали интернет, и всюду, от фейсбука до твиттера, люди спрашивают друг друга об этой удивительной процессии», – сообщает нам «Либерасьон». Почему? «Метро» считает, что «этот велопробег трёх девушек-подростков отнюдь не похожих на телезвёзд, – прекрасный реванш над всеми трудностями переходного возраста». «Фигаро» идёт ещё дальше: «В наше время, когда школьная травля и культ физической красоты вытеснили ценности взаимопомощи и интеллектуального развития, три самоназванные “Колбаски”, чья цель до сих пор остаётся тайной, производят невероятное впечатление».
Мало-помалу мы начинаем понимать, что первую искру зажгла сегодня утром влиятельная фемблогерка, известная под псевдонимом Симона де Гуж[8], черканув заметку, которую сразу перепостила сотня пользователей. Она находит нас «достойными подражания», «отчаянными и бесстрашными» и завершает свой панегирик фееричным: «Вот ещё доказательство, если таковое требовалось после Малалы Юсуфзай, что подростки готовы действовать». А заодно она высмеивает Мало, «этого горе-мачо, отпрыска провинциальных обывателей, жалкого наследника поколений самцов, думающих, что они вправе оценивать, комментировать и сортировать женские тела и лица, попавшие на “их территорию”».
– Мда, ты смотри, – бормочет Солнце. – Знать бы, что будет такое…
Действительно. У меня щеки горят от счастья, сердце стучит в ушах (тут надо добавить, что плечо Солнца касается моей руки). Тем не менее зазнаваться нечего – нет, это уж точно. Слава мне и даром не нужна, я за простую, тихую жизнь, пара Нобелевских, конечно, не помешают, но не более.
Ну ладно, ещё, скажем, признание Карла фон Штруделя и его письменные свидетельства, что он не только подло бросил меня после соития, но и не имеет ни малейшей заслуги в том, что я стала Мирей Лапланш, крупной интеллектуалкой XXI века.
Может, даже на торжественной речи при вступлении во Французскую академию я сердечно поблагодарю Филиппа Дюмона, а?! Просто назло Клаусу.
С безупречным равнодушием я заявляю:
– Да-да, любопытно. Бойкий народ журналисты. Ну что, заряжаем холодильник? Мадам, если наши подружки вдруг вернутся, можете сказать им, что мы пошли на наше место?
– Да, конечно. А если журналисты приедут?
– Журналисты не в курсе, где мы. Мы не должны были здесь проезжать.
Хозяйка мнётся:
– А… ну а если вдруг я, скажем, написала в твиттер, ну, например, не знаю…
@кемпинг_русе
#ТриКолбаски остановились в #кемпинг у пруда #Русе!!!
– Мирей, надо поговорить.
– Минутку, Астрид. У нас тут самая торговля пошла.
– Да-но-это-важно-и-Хакима-не-хочет-чтобы-брат-слышал.
– А к этой какой соус, мадам?.. Не вопрос! А что, что там с Хакимой? Знаешь, твоя подливка тут просто нарасхват!
– Мирей, я серьёзно, надо поговорить.
– Пять сек… Да, слушаю?.. Да, мсье, она вегетарианская, так что точно кошерная… Ну да, типа фалафеля… Разумеется, в отдельной сковородке! И храним тоже отдельно, не сомневайтесь!
– Мирей!!! У Хакимы месячные.
– Она что, не посчитала, что придётся на дорогу?
– В
Я нахожу Хакиму на скамейке: она держится за живот с таким скорбным видом, будто только что узнала, что ей больше никогда в жизни нельзя пить какао.
– Ну что, Хакима? Значит, великий день? Поздравляю!
– Мммгмм.
– Нурофен пила?
– Да, Астрид мне дала.
– У тебя есть тампоны?
Упс, промашка. При этих словах в чёрных, как замочные скважины, глазах Хакимы открывается коридор в её мозг, полный вселенского ужаса. Я угадываю там жуткие войны, людей, вонзающих штыки друг в друга, и демонов с раздвоенным хвостом, которые заставляют несчастных грешников дробить себе пальцы тяжёлыми обломками скал.
– Ну, или прокладки.
– Да… Астрид мне купила, там автомат в туалете.
Я сажусь рядом с ней:
– А чего ты мне-то не сказала, что у тебя месячные?
– Не знаю. Боялась, что ты скажешь: «Ну вот, опять эта мелкая, достала уже со своими проблемами».
Меня разбирает смех, хотя не так-то мне, по правде, и смешно.
– Я что, такая страшная?
Она неуверенно мотает головой:
– Н-нет… просто Астрид… я знала, что она на меня не будет ругать, понимаешь?..
– Нельзя сказать «ругать НА меня», Хакима. Ворчать, кричать – это пожалуйста. Но ругать – переходный глагол.
– А что, всегда так больно?
– Ты про грамматику? Да, тема больная.
– Да нет, теперь что, пройдёт месяц и снова…
– Всё учить заново?
– Хватит уже надсмехаться!
– Насмехаться, Хакима. Не НАД, а НА!
– Да
– Зато ты вроде хоть заулыбалась.
– Ну, чуть-чуть…
– Ладно, пошли купаться – э-э, то есть ты-то нет, но всё равно – на нас посмотришь.
– Можно я позвоню маме с твоего? Не хочу, чтобы Кадер узнал, обещай, что ничего ему не скажешь, ладно?
– Окей. Клянусь. Не скажу.