Королевна (СИ)

Сигрид слушала, спрашивала, а он понял, что знает на удивление мало о том месте, где давно уже жил. Устраиваясь поудобнее, она, поморщившись, потянулась вытащить гребень из закрученных на затылке волос. Фили смотрел, как она пальцами теребит туго сколотые пряди, распуская их. Волосы у нее были такие легкие и послушные, что коса не расползлась совсем, даже выпущенная на волю.

- Твоя прическа значит что-нибудь? - спросил он и объяснил, когда она удивленно взглянула на него: - У нас волосы как герб фамильный - все, что нужно сказать о себе, все на них: чей сын, какой мастер, на ком женат…

- Что твои значат? - с любопытством спросила Сигрид.

- Старший сын из двоих, знатный наследник, жены не взял, - касаясь простенького переплетения у себя на висках, сказал он.

- У нас девушки на выданье волосы в одну косу заплетают - мол, они тоже одни, одиноки пока, - рассказала Сигрид. - А невеста на свадьбу приходит с двумя. Одну сама заплетает, а вторую - жених.

Женщины в Синих горах сплетали волосы в одну косу, когда хотели показать, что одни и иного не желают. Так делали мастерицы, с ремеслом своим повенчанные, и вдовы.

- Почему ты не с одной косой ходишь? - спросил Фили с интересом.

Сигрид отвела глаза и принялась теребить пальцами складки на юбке.

- Не хочу, может, замуж, - пробормотала она.

Фили улыбнулся.

- У нас бы сказали, по волосам твоим, что хочешь, уже и обещана кому-то, - поддразнил он ее.

- А у нас по твоим - что ты хвастун, - резво откликнулась она и, встретившись глазами, они оба засмеялись.

Веселой Фили ее еще не видел: смеющаяся и растрепанная, она, для него всегда девица, стала девчонкой, и он долго смотрел на нее, видя вдруг по-новому. Крепко сжав еще улыбающиеся губы, Сигрид отвернулась, но все равно взгляд ее как будто поперек ее воли то и дело возвращался к нему. Щеки ее и даже лоб внезапно залил румянец. И его вдруг повлекло на этот розовый огонь в ее лице, неловко и жаждуще, как будто впервые. Голос Ойна грянул громом в переполненной тишине между ними, и Фили дернулся прочь от нее так резко, что едва со стула не слетел. Он услышал, как Сигрид хихикнула, и сам засмеялся, а Ойн, скрестив руки, наблюдал за этим непонятным ему весельем и с улыбкой качал головой.

Камнебинт застыл, и лекарь позволил Сигрид подняться на ноги. Она хромала, но скорее из страха ощутить боль, а не чувствуя ее всерьез. Фили отвел ее к воротам. Он собирался проводить ее в Дейл сам, но оказалось, его компания не потребуется: Ойн, должно быть, послал весть, и у ворот сестру ждал Баин. Фили не видел его с того самого дня, как отряд Торина явился в дом Барда, и едва признал его, слишком взрослого и высокого, в богатой одежде и верхом. Он растерянно задумался, сколько же времени прошло с той поры. Неужто так много?

Сигрид поблагодарила его за помощь и попрощалась, сдержанно и важно, как и полагалось дочери короля. Баин поднял ее в седло и, склонив голову на легкий поклон Фили, послал коня вперед.

Вернувшись в лекарский чертог за своими брошенными там вещами, Фили заметил что-то блестящее на постели, где недавно лежала Сигрид. Это был гребень, совсем простой, деревянный, украшенный перламутровыми блестками из рыбьей чешуи. Она носила богатые нарядные платья, но никаких украшений, а это, единственное, оказалось памяткой из прежней, озерной жизни, а не драгоценностью из жизни нынешней, богатой. На длинных зубцах гребня золотой паутинкой накрутился длинный светлый волос. Можно было бы к ведьме какой пойти и приворожить, мелькнула в голове Фили неизвестно откуда взявшаяся мысль, и он улыбнулся этой глупости, сам перед собою смутившись вдруг, как перед кем-то старшим и насмешливо всеведущим.

Сегодня Эребор принимал гостей, стоило бы спуститься в тронный зал и быть на положенном ему месте, но сейчас это было невыносимо даже для его выдержки. Вместо того поднявшись на стену над вратами, на воздух, Фили сел, откинув голову на холодные обындевевшие камни, и уставился в небо, перевернутой чашей накрывавшее весь его взор, темное и чистое, без единого облака. Слабый ветер касался лица, невесомо теплый, как далекое дыхание. Было тихо, мирно и устало тихо вокруг, и в своем отстраненно отрадном одиночестве Фили подумал, что был бы счастлив, если бы Сигрид была сейчас здесь. Просто была, не чтобы говорить с ней или видеть ее, а… Прежде он любил компанию и свою в ней тишину. Пиры, торжества, дружеские гулянки, танцы и песни - он жил в этой звонкой стихии, как рыба в воде, но сам из нее, как и рыба из воды, не состоял. Теперь, после железного грохота войны, даже этот веселый шум мучил слух, и он, не очень понимая это, искал тишины вокруг, чтобы услышать, впервые в жизни, себя самого.