- Он был хороший охотник. Птицы любили его. - Дядя слабо улыбнулся, вспоминая. - Его любили все. Он позволял им это. Принимал с благодарностью. Легкомысленно. А когда я говорил об этом, он отвечал: это всего лишь любовь, брат. А это всего лишь битва. Всего лишь смерть, всего лишь жизнь. Это были последние его слова. “Всего лишь смерть, братец. Не страшно”. Быть может, он потому и погиб так рано: для него все было слишком уж просто, а на земле нас держит то, что тяжело. Но он был прав в чем-то очень важном. Я не понимал его тогда, а теперь вот понимаю. - Он взял Фили за плечо, тяжелым и крепким полуобъятием, и взор его вынырнул из холодной прошедшей глубины. - Это действительно всего лишь смерть, Фили. Мерзость, боль, разочарование, зверство. И только.
Фили изумленно взглянул на него.
- Ты…
- Это прошлое. Все, что было на Вороньей высоте. Оно не пойдет за тобой, если ты сам не позовешь. - Торин улыбнулся и чуть тряхнул его за плечо. - Незваными приходят только те, кому есть дело.
Фили неуверенно улыбнулся в ответ, отвел глаза, задумавшись. Торин отпустил его и направился к дверям, когда Фили решился его окликнуть.
- А не будь я тебе родней, - спросил он тихо, - было б тебе тогда дело?
Он не смотрел на Торина и не увидел, как что-то дрогнуло в его лице, а заговорил тот неизменно спокойным голосом:
- Даже если бы в тебе не было моей крови, - сказал он, - твоя кровь во мне есть все равно.
Фили непонимающе взглянул на него, но Торин ничего больше не добавил и, наклонив на прощание голову, вышел из комнаты.
Прошло много дней, прежде чем очередной поход к озеру за цветами вновь привел Фили навстречу Сигрид. Сегодня она была в темном серо-коричневом платье, вышитом цветами из разноцветных лент, и Фили едва узнал ее, накрепко связанную для него с водой, в этом земном наряде. Заметив его, она остановилась и подождала, покуда он поравняется с нею. Улыбнулась коротко, приветствуя.
Фили кивнул на озеро.
- Похоже, мы оба любим это место, - сказал он, неловко попытавшись начать разговор, в котором сам не знал, о чем станет разговаривать.
- Я училась здесь плавать, - ответила Сигрид, и голос ее потеплел от воспоминаний, - у этого берега.
Что он мог ей ответить? Она видела на мокром песке следы себя прошлой, вспоминала свое, хотела говорить о себе, но об этом он не знал ничегошеньки и сказать ему было нечего.
- Я вот не умею плавать, - ответил он первое, что пришло в голову. Сигрид повернулась к нему, очнувшись от своих воспоминаний, и он торопливо пошутил: - Мы же из камня рождаемся!.. Тонем тоже как камни.
Сигрид чуть усмехнулась и вновь посмотрела на озеро.
- Это не трудно совсем, - сказала она. - Отец говорил, тут главное - думать, что вода добрая. Зачем ей, чтобы ты утонул?
Это было неожиданно для Барда, которого Фили помнил скорее готовым с боем встречать любую угрозу, чем видеть в этой угрозе добро.
- И правда, зачем, - пробормотал он задумчиво.
Сигрид вновь повернулась к воде.
- Когда озеро крепко замерзает, мы катаемся на коньках вместо лодок. У вас умеют кататься на коньках?
- Умеют, - ответил Фили, - больше мальчишки. Первое, что сыновей учат ковать - это коньки. Дома было состязание, прыгать на коньках через камни на озере. Кто больше за раз - тот драконий король до следующего года.
- Драконий король? - удивилась Сигрид, и Фили, усмехнувшись, рассказал ей про цепочку торчавших из озера камней, похожих на хребет огромного утонувшего змея, и про то, что по легенде старой это и был змей навроде Смауга, которого в одиночку одолел славный Серебряный Бран.
- А у нас бегают наперегонки, от берега до берега, - выслушав, сказала Сигрид. - Победителю весь улов за тот день достается. Я три раза побеждала!
Фили улыбнулся этому милому хвастовству, колокольчиком звякнувшему в ее всегда сдержанном голосе.
- Когда замерзнет озеро, посмотрим, кто быстрее!
Сигрид не успела ответить - вдруг нахмурившись, она вгляделась во что-то за его спиной. Обернувшись, Фили заметил в траве какое-то шевеление и, шагнув ближе, увидел, что это птица. Растрепанный ворон, распластавший по земле широкие крылья и то и дело слабо дергавший ими, но отчего-то не улетавший, даже когда Сигрид осторожно потянулась к нему и коснулась его встопорщенных перьев.
- Крыло сломали, напал кто-то, — она зачерпнула вялую птицу из травы и расправила пальцами растрепанное в кровавый пух крыло.
Фили выдернул из-за пояса нож.
- Ему уже не поможешь. Можно только дать ему не мучиться.
Сигрид ахнула, как будто нож его целил в нее, а не в птицу, и детским движением попыталась спрятать ворона за спину.
- Жить не значит мучиться! - гневно воскликнула она.
- Он не может летать, - напомнил ей Фили, растерявшись перед лицом ее внезапного возмущения. - Что ты делать с ним станешь, всю жизнь на руках носить?
- Что-нибудь уж сделаю, - она сказала это жестко и, услышав себя, неловко улыбнулась, показывая, что не сердится.
Фили проводил ее до города и, простившись, отправился в Эребор, все пытаясь понять, что же такое напомнила ему, что за чувство разбудила в нем эта история с вороном.