— Есть, — кивнул Император, — дочери особенно влиятельных родов. Но они, как правило, чуть умнее тех, кто пытался забраться в нашу спальню.
— Ты никогда…
— С придворными дамами — никогда, — отрезал Император. — Мне не нужна эта грызня. Кто на кого посмотрел, кто кому что подарил… Я помню, что творилось при отце.
Последнюю фразу он произнес с искренним отвращением.
— Впрочем, ему нравилось именно это — наблюдать за тем, как драконицы грызут друг друга едва ли не насмерть, лишь бы получить от него толику внимания.
Он чуть помолчал, а потом резко добавил:
— После тройственной войны Ларовирры вынудили всех выживших драконов дать клятву верности. Не просто главы родов клялись от имени семьи, а каждый, абсолютно каждый дракон. И эти клятвы передаются от поколения к поколению. И эти несчастные девицы просто не могли сопротивляться желанию угодить.
— Я не чувствую такого желания, — тихо сказала я.
— А я не пытаюсь на тебя надавить. И к тому же, ты явно росла в несколько иных условиях, — Император остро глянул на меня, — ты же понимаешь, что на тебя собрали определенного рода досье?
— Понимаю. Значит, переворот невозможен?
— Возможен, — Тиверрал вытащил из корзинки пузатую флягу и призвал два бокала, — вишневый сок. А что касается переворота — любую клятву можно снять. Особенно ту, которую за тебя дал твой дальний предок, да еще и не по доброй воле. Да-да, все эти слухи, что первый Драконий Император заставил своих сородичей покориться — правда. Так что та клятва верности в некотором смысле недействительна. Точнее, ее можно обойти.
Я приняла бокал и тихо поблагодарила. А после задумалась — мы живем над котлом со взрыв-зельем?
— Поэтому, возвращаясь к нашим дамам, есть те, кто может быть лишь вежливо отослан на перевоспитание, и есть те, кто может быть показательно выпорот. И первые, как правило, подставляют вторых.
— Они отдали мои вещи бедным, — я криво улыбнулась, — посмотрим, что будет, когда я сделаю то же самое.
— Сегодня портной будет у тебя, — мрачно произнес Тиверрал. — Прости, боюсь, что мое равнодушие и потакание всяким не мешающим глупостям заставило кого-то мнить о себе чуть больше, чем стоило бы.
— Портной уже был, — я сделала еще пару глотков, — но когда он все сошьет.
— К утру, — нехорошо улыбнулся Император, — если он хочет остаться в столице, то подготовит для тебя гардероб к утру.
— Мой Император…
— А если ты будешь добра к нему, то узнаешь настоящие имена зачинщиц, — тут дракон чуть помолчал и добавил, — или это могут выбить из него гвардейцы.
— Не надо ничего ни из кого выбивать, — ахнула я, теряя контроль над своей внешностью и чувствуя, как на лице и руках проступают чешуйки.
Протянув руку, я хотела коснуться рукава Тиверрала и попросить его позволить мне самой разобраться с проблемой, но… Он побледнел, отшатнулся и, не успела я отдернуть ладонь, схватил меня за запястье.
— Как давно они появились?!
— Что?
В центре ладони, там, где чешуйки были мягкими и нежными, цвело лазурное пятнышко. На мне появилось еще несколько напоминаний о том, что моя душа переродилась слишком быстро…
— Кажется, скоро вы получите свою Шан назад, — криво улыбнулась я и высвободила ладонь.
— Мысли, чувства, воспоминания, все то, что делает дракона личностью — стираются при перерождении раз и навсегда, — скупо бросил Император.
— Малыш еще не мог принять свой цвет, — я старалась скрыть страх, охвативший меня.
Я боялась не только того, что личность Шан сотрет меня. Я боялась, что эта синева имеет отношение к тем фотографиям.
И судя по потемневшему взгляду Тиверрала, он подумал о том же самом.
— Я прошу, я умоляю тебя — ни шага из замка, — он схватил меня за руки.
— Полеты необходимы, — тускло напомнила я. — Именно страсть к небу дает новорожденному дракону возможность выжить. Это не доказано, но я верю в это.
«Ведь больше не во что», добавила я про себя.
Нет, Лин собирается стать магом крови, но когда? Я не хочу выбирать кому жить. Не готова жить с тяжестью принятого решения.
— Позволь рассмотреть, — Император протянул руку и я вложила свои пальцы в его ладонь.
Вот только чешуйки в центре ладони были такими же золотистыми, как и всегда.
— Невозможно, — коротко выдохнула я. — Даже выщипанная чешуя, хоть и отрастает золотой, но возвращает себе лазурный цвет!
Тиверрал резко вскинулся, прищурился и я всем своим существом ощутила, что сейчас он скажет что-то такое, что я никогда не смогу ему простить.
Но он промолчал. А через долгую минуту он мрачно произнес:
— Я стал слаб и эгоистичен.
— О чем ты?
— Я думаю, что синева на твоей чешуе — эмоции, — глухо произнес он. — И я точно знаю, что и как сказать, чтобы тебе стало невыносимо больно. Чтобы ты потеряла контроль над собой и чешуйки проступили вновь. Но я не смог.
— Может, не нужно делать мне больно? — тихо спросила я, касаясь его склоненной головы. — Трудно любить того, кто постоянно причиняет боль.
— А ты любишь? — он вскинул на меня взгляд и, поймав мою руку, прижал ее к своей щеке.
— Я…
«Я не могу ответить на этот вопрос даже себе, как я отвечу тебе?!», хотелось прокричать мне.