Было непривычно слышать свое имя, произнесенное так просто. Здесь все меня звали или рабыней, или змейкой, или же с обязательной приставкой – джи. Но дыхание Абхея, опаляя кожу и вызывая воспоминания о посвящении, не дали сосредоточиться на этом чувстве. Меня снова начало трясти от омерзения и неспособности воспротивиться близости чужого мужчины.
– Вы умрете за столь близкое общение со мной, – губы дрожали и не слушались, но я старалась с этим справиться.
– Нажалуешься Марвари, и он меня убьет? Ведь просто прикосновение к тебе меня не убьет, – он подул, и волосы около шеи разлетелись. Я старалась вжаться в стену, чтобы быть как можно дальше, но твердый камень отказывался меня пропускать. – Нет, не скажешь, – я покосилась, Абхей выглядел очень довольным. – Тогда твоя легенда развеется, как туман под горячими лучами солнца. Не так ли, Нейса?
Откуда он знает? Я повернула голову и встретилась со смеющимися карими глазами. Новая волна отвращения к мужчине и злости на собственное бессилие помогли вспомнить один из приемов, которому нас с Малати обучил Ману.
Борясь с сотрясающей меня дрожью, я собрала все силы и двинула обидчика коленом в пах.
– Змея! – согнувшись пополам, просипел он.
– Именно, – ответила я, затем подобрала оброненный поднос, свиток и побежала в гарем.
Жены встретили меня полным составом. Словно птенцы в клюв матери, они заглядывали на поднос в моих руках.
Не желая приближаться сама и не подпуская никого, старшая жена жестом велела поставить поднос на бортик фонтана.
Я выполнила и отошла, ожидая представления, как они будут делить несчастный свиток.
Но, все так же, на правах главной, старшая подошла и взяла послание. Остальные женщины плотно ее обступили и старались раньше всех рассмотреть имя счастливицы.
И будто по злой шутке богов ею стала та самая миловидная и скромная на вид женщина, которая, пока остальные томились от невнимания, дарила свою благосклонность Ману.
Я стояла оглушенная, пока счастливица кружилась, подняв вожделенное приглашение над головой, а потом побежала в свои покои готовиться, и ничего не понимала. Где же божественная справедливость? Почему за грехи сластолюбицу вознаграждают, а праведные женщины так и остаются ни с чем? Как могла не терпящая обмана Мать допустить поощрение лжи.
Как хорошо, что жен к господину сопровождает Гопал, я же могу спокойно подумать. Потому что сейчас мысли напоминали хаотичный хоровод мотыльков.
Под недоуменным взглядом Марны я взобралась на софу, обняла колени и глубоко задумалась, стараясь найти объяснение божественной воле.
– Нейса-джи, – суетилась и отвлекала служанка. – Вы нездоровы, что-нибудь принести?
– Голова болит, – нехотя ответила я. – Ничего не надо, только посиди тихо. Не шуми.
Не могла же я открыть тайну Ману и спросить у Марны совета? Ману! Ведь он может именно сегодня прийти. Необходимо его предупредить.
Я покосилась на Марну – не догадалась ли о моих мыслях?
Служанка сидела в углу и смотрела, стараясь по лицу угадать мои желания и бежать их исполнять.
Выносить ее преданный взгляд становилось все труднее.
– Марна, принеси мне имбирный чай и можешь быть свободна. Я постараюсь поспасть, – отослала я служанку и постаралась расслабиться.
Солнце утонуло в океане, оставив после себя только розовые отблески, служанки зажгли факелы, и Гопал повел наряженную и надушенную счастливицу к господину. Гарем затих, заснула и Марна, а я отправилась в тайный коридор дожидаться Ману.
Неслышной тенью, без факела и свечи, я пробилась в полной темноте, ориентируясь только на слабый шепот прибоя. Наконец, влажный ветер ударил в лицо и разметал волосы. Я напрягала зрение, чтобы увидеть серебрящуюся рябь воды и не свалиться в пропасть. Наконец, показалась и она, и я присела у стены.
Море было неспокойным. Волны с грохотом разбивались о камни и, превратившись в белую пену, с шипением отступали, чтобы влиться в новый сноп воды и броситься на стену. Я не могла решить, что мне это напоминает больше – женщину ли, в отчаянии кидающуюся грудью на камни или полчища врагов, пытающихся захватить крепость. Тяжелые тучи пенились в небе, словно там тоже был шторм. Временами они прятали луну, словно захватчики плененную женщину, и в такие моменты я благодарила Мать за то, что осветила мне путь и позволила увидеть где заканчивается коридор.
Сначала на узкий карниз упала одна капля, оставив на нем более темное пятно, затем, вторая, а следом вход закрыла серая пелена.
Я встала и отряхнула сари – в такую погоду Ману не придет. Карабкаться по мокрой отвесной стене равносильно самоубийству.
Уже шагнула обратно, но что-то заставило остановится. То ли еле заметный среди шума дождя шорох, или же движение теплого ветра, но я молниеносно выхватила кинжал и одновременно повернулась, приставив острие к груди предполагаемого противника. Конечно, кроме Ману здесь никого больше быть не могло, но в моем положении предосторожность лишней не бывает.